Выбрать главу

– А может, и не умер. Сейчас попробуем найти этого вашего чудесника.

Жак куда-то звонил, кому-то что-то объяснял. Поил меня кофе и даже отвечал на звонки по домашнему телефону. А я как будто провалилась в прошлое. Перед глазами проплывали милые сердцу картинки – старые залы ЦДХ, бордовые диванчики в нишах и кофе на песке в баре, по-моему, лучший в Москве тогда. Юные и беззаботные, мы обожали залы ЦДХ на Крымском. Особо сознательные барышни даже привозили с собой туфли в непогоду. Где еще выгуливать новые замшевые лодочки цвета кофе с молоком, как не там? А очаровательные молодые люди в умопомрачительных пиджаках? Интересно знать, вышло ли хоть что-то из этой просто невозможно-прекрасной поросли?

– Литта, я говорил с художником, он обещал подъехать через час.

– Сюда?

– Вернитесь с небес на землю. Конечно сюда. Он даже не удивился, просто сказал, что приедет через час. Мне кажется, эта новость не была для него шокирующей.

– Жак, вы же, наверное, торопитесь. С чемоданом, с самолета… Вас ждут дома?

– Дома меня ждет собака, сытая и довольная, спасибо Вику. Так что не волнуйтесь, если я и моя помощь вам не в тягость, я бы остался.

– Вик это ваш друг?

– Вик это мой… наверное, проще будет сказать личный помощник, если только это не наведет вас на мысль о моей нетрадиционной ориентации. Он следит за порядком в доме, за собакой, когда меня нет, и иногда помогает мне по работе. Редко. Вик, он очень странный для посторонних. Родители погибли, когда ему было десять. В интернате поставили какой-то дикий диагноз – что-то типа аутизма, кажется. То, что ребенок просто в ступоре после потери родных, никого не волновало. С тех пор, по документам, он инвалид. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я познакомился с ним лет двадцать назад – мы готовили какую-то благотворительную показуху, главную роль в ней играл как раз интернат Вика. Не знаю чем, но этот парень тогда запал мне в душу. Я оформил опеку над ним и забрал из интерната. С тех пор он со мной. Я оберегаю его от внешнего мира, а он бережет покой моего дома. Может быть, медики не сильно ошиблись когда-то, может быть, сказывается советское лечение – для посторонних он выглядит и ведет себя не совсем нормально, но я привык. Мы устраиваем друг друга.

– Вы сегодня сплошное откровение, Жак. После нашей первой встречи я решила, что более отталкивающего человека давно не встречала. А теперь все как-то наоборот.

– И чем я вас так возмутил?

– Обилием кукольных барышень вокруг, наверное; не люблю я их, кажется, приторной легкости завидую, у меня никогда не получалось порхать по жизни мотыльком. Скорее муравьем – всего только через седьмой пот добиваешься.

– Понятно, неброского очарования интеллектуалки не заметил, а на розово-сахарный блонд повелся. Действительно, неприятный тип…

Жак хохотал. Я улыбалась. Кажется, все это походило на сцену из дамского романа. Второй категории качества. Или даже третьей. Но в дверь позвонили.

– Предлагаю быстро перейти на ты. Объяснять художнику, что к чему, нет ни сил, ни желания.

На ты так на ты, – как скажете. Я сегодня уже готова ко всему. Даже к тому, что он пошел открывать входную дверь в моей квартире.

Если честно, вспомнить, как выглядел художник, я, как не пыталась, за все утро так и не смогла. А вот сейчас увидела его в дверях и обомлела. Он был практически таким же, как тогда. Кажется, даже плащ тот же, хотя это нереально – он должен был развалиться уже лет десять как. А он, ни слова не говоря, прошел в комнату, посмотрел на стену, осторожно тронул рукой раму и…осел по противоположной стене на пол.

– Может, нашатырь? Или валидол?

– А коньяк есть?

Жак хмыкнул и отправился на кухню. Спасительную бутылку он достал еще несколькими часами раньше, так что требовался только бокал.

– Ну и что скажете?

– А что тут скажешь, вы третьи.

– То есть?

– За эту неделю вы третьи. Правда, у остальных с картин пропадали люди. А у вас – собака.

– А что, раньше, до этой недели подобное тоже происходило?

– Всего однажды. Много лет назад. У меня был ученик, очень странный мальчик. Его привели, как бы это сказать – для общего развития, что ли. Он не был полноценным. Какой-то странный диагноз. Кажется, аутизм или что-то около того. Он просто рисовал что-то свое на холсте, я не вмешивался – если мальчику это помогало найти общий язык с окружающим миром – кто я такой, чтобы мешать? Но однажды он нарисовал букет на одном из моих старых натюрмортов. Потрясающий букет, я бы так не смог – такого сочетания красок я и теперь свести вместе на одном полотне не могу. Так вот, через неделю букет с картины исчез. Сами понимаете, добиться какого-то ответа от него было немыслимо, тем более что выглядело все более чем нелепо – вот как у вас. Все на месте, а букета нету. Следов растворителя тоже. И полотно мое, нетронутое, как и не было никакого букета. Я тогда никому ничего не сказал – решил, что объяснить все равно ничего толком не смогу. Да и не поверит никто.

полную версию книги