Зачем ты тратишь время?
— У тебя есть свобода, — стоит лишь мне косвенно напомнить об одном случае, как взгляд Эриды меняется. В нем отражается такая боль, страх, отчаяние и ужас, которые не каждая сможет вынести.
Разумеется. Тюрьма не место для таких привлекательных, пусть и тощих, девочек. Нет ничего страшнее, чем потерять свободу, для такой, как Эри. Готов поспорить, она выбрала бы смерть, а не оковы.
— Ты не посмеешь манипулировать этим, — осознав, о чем речь, выплевывает девушка. — У вас, Кингов, совсем нет совести. Я ни в чем не виновата. Ваша семейка — корень всего зла, врата ада. А ты смеешь, угрожать мне…
— Чем этим? — тут же делаю вид, что не понимаю, о чем речь, не раскрывая карт прямо.
— Ты…ты…, — окончательно запутавшись в том, знаю ли я ее грязную тайну, восклицает Эрида. — Невыносимый ублюдок. Ненавижу тебя! Вас обоих. Оставь меня в покое…, — в ее голосе нет мольбы, лишь неимоверная усталость от исполнения главной роли в ее жизни — роли куклы.
— Есть такая фраза: люди всегда говорят другим то, что испытывают по отношению к себе сами. Так за что ты себя ненавидишь, Эра? — вновь фокусирую взгляд на ее глазах, заглядывая в лицо каждому ее дьяволу. — Ты сама довела себя до такого состояния. Ты была той, ради которой не грех себе шею свернуть. А стала…, — брезгливо морщусь, вспоминая образы того, как похабно ее лопали в баре. — Я видел записи с твоей работы, Ри. Так это предел твоих мечтаний? Подставлять задницу пьяницам и пустоголовым отщепенцам? Ты способна на большее, и мы оба это знаем.
— Не притворяйся, что твоим щедрым предложением хочешь помочь мне.
— Я и не притворяюсь, — раскрываю ладони, выставляя их вперед. — Я никогда и никому не помогаю, когда нет личных выгод. Ты меня тоже немного знаешь. От отца я унаследовал расчет во всем — пожалуй, за это стоит быть благодарным старому ублюдку. Но мои методы в игре на большом поле совершенно иные.
Скрестив руки на груди, Эрида взмахивает волной из пышных волос, пока не убитых отсутствием «SINS-20». Особенность его воздействия и прекращения поступления его в кровь состоит в том, что он разрушает очень медленно, растягивая пытку и период истления организма на долгие годы.
— Откуда в тебе это Дэниел? Желание со всеми играть? Измываться над людьми, словно психопат из «Пилы»? Открой мне страшную тайну. Покажи мне свое слабое место, — в следующее мгновение, в груди все леденеет от ее действий.
Стоит лишь Ри коснуться пуговицы на моей рубашке, и повести своими грязными пальчиками вниз, по напряженному прессу. То, с какой бесцеремонностью, смелостью и уверенностью она трогает меня — поразительно и омерзительно одновременно. Кровь закипает, когда желудок скручивает от ощущения соприкосновения с оскверненным и падшим ангелом.
— Всегда хотела знать, где же оно, — соблазняющим, магическим тоном продолжает девушка, поменяв направление своей ладони. Смотрит на меня влажным, глубоким взглядом, наделенным силой погружать в забвение. Расправив пальцы, Эра разглаживает мою рубашку, пока не добирается до ее воротника. По ее смелому движению я сразу понимаю, что считанные секунды разделяют Ри от соприкосновения с обнаженным участком моей кожи.
Еще чуть-чуть и ее острые коготки заскользят на выемке под горлом. По чувствительным точкам, не закрытым тканью.
— Нет! — рявкаю я, до боли сжимая ее запястье. Резко встряхиваю, отстраняю от себя, выпотрошив всю смелость из наглой девчонки. — Запрещено.
— Почему это? Я помню день, когда мне все было разрешено, Дэниел. Ты сбросил маску ублюдка, и неплохо так, меня трахнул. Мне понравилось. А теперь…как там? Я слишком грязная, да? — по изнанке груди царапает, легкие сжимаются от ее близости.
Ощущаю, какой каменной становится зона плеч и бицепсов, когда она прижимается ко мне своим хрупким телом, через надежные слои одежды. Словив все мои ощущения, балансирующие на грани похоти и отвращения, Эра аккуратно поднимается на цыпочки и тянется к моему уху:
— Тогда ты прав, Дэниел. Меня трахал Роберт. Каждый гребанный день, он меня трахал, — с огромной ненавистью и обидой в голосе цедит Ри, отчего меня мгновенно бросает в отвергаемый самим собой жар. — Я очень грязная.
Толкаю охреневшую суку обратно на стул. Не сильно. Не с целью причинить боль или физически ранить, а унизить и показать ее место.
— Итак, от слов к делу, — просверлив прицельным взором наглую и лисью мордочку Эры, чеканю я. Бунтарка вновь на автомате тянется за сигаретой, и мне приходится ударить ее по пальцам, вернув в наш разговор. — Я предоставлю тебе выбор.