– Ты что творишь, зар-раза!
Голос долетел сквозь космическую мглу, и я не сразу понял, кому он принадлежит. От неожиданности я вздрогнул и перестал чувствовать корабль.
На меня злобной фурией налетела Аллана. На этот раз меня не изолировали в кабине душа, не стрельнули в грудь каким-то транзистором и даже не вмазали по морде невидимыми руками.
Аллана – эта девушка мечты – просто спихнула меня, вышибла из кресла сильным ударом плеча. Ничего себе! Вообще-то, это именно я – десантник, а не какая-то там инопланетянка! Я вскочил на ноги и хотел задать хорошую трепку этой зарвавшейся девчонке. Но не успел.
Нашу уютную квартиру тряхануло так, что самонадеянная Аллана сама вылетела из кресла и была прижата к соседней стене, как, впрочем, и я сам вместе с собакой.
Затем нас перевернуло и швырнуло на потолок. Зацепиться тут было не за что, и я невольно позавидовал мухам: отчего это люди не летают?
Третий удар был самым эффектным. Корабль обернуло трижды вокруг оси. Подобной «болтанки» я не испытывал с детских времен, когда любил всякие аттракционы. Золотое у меня было детство. Мы все тогда мечтали стать космонавтами. Помню, как отец мне говорил тогда: «Космонавты – это такие люди, которые каждый день прыгают сто раз на скакалке, отжимаются от пола, подтягиваются на перекладине, едят овсяную кашу и вареный лук. А еще они вертятся на тренажерах, чтобы легче переносить невесомость». Самым ужасным было, конечно, прыганье со скакалкой. Но парни смеяться не стали, а просто, выяснив, что я готовлюсь стать космонавтом, зауважали. Овсяная каша и лук были моей второй высотой. А третьей – аттракционы. Я выползал из «ромашки» абсолютно зеленый и долго потом хватал воздух ртом. Увы, космонавтом я не стал. Подрос – и поумнел. Но, видимо, ничто в жизни не проходит бесследно...
Аллана рухнула в кресло и потеряла сознание. До чего же хрупкий народ эти бабы! А еще – вредные. Стоило ли отрывать меня от полезного занятия, чтобы испортить такую хорошую летающую машину? У меня между прочим водительские права имеются на все четыре категории. Я – ас, а не водитель. А тут какая-то недотепа решила спасти меня от метеоритного дождя. Ага, помогла, называется. Вечно эти бабы поперек батьки в пекло лезут, а потом ноют: защити, ты же сильный! Ну прямо как моя Наташка.
Помнится, был такой случай. Поругались мы с Наташкой в три часа ночи. Так, из-за пустяка. Наташка ревность испытала: нашла у меня женский батистовый платочек. В принципе, правильно догадалась: мне его школьная подруга оставила, так, на память. Но так это когда было? Триста лет тому назад! Да и то – не правда, детские игры. Но Наташка наговорила мне гадостей, схватила сумочку – и бечь.
Я на кухню пошел покурить. Я ведь тоже не люблю, когда мне норовят всю морду когтями исцарапать. Что ей, Наташке, больше всех нужно? Я ведь даже не целовался ни с кем в школе. Платоническая любовь с третьего по шестой классы. Роковая и без права переписки... Ну, не выкинул платок и пару записок на школьных листочках в клетку сохранил: вот трагедия-то! Шекспир, жаль, не знал, о чем писать-то нужно! Я, блин, всегда думал, что ревность – это привилегия мужчин. Ан не тут-то было!
Стою, курю. Вдруг слышу: на улице шум, визг. Ну, ясно, Наташка на кого-то нарвалась! Мы хоть и поссорились, а все же Наташка – моя девушка. Я окно распахнул – и выпрыгнул на улицу. Благо первый этаж.
Смотрю: и правда, трое подростков напали. Двое уже руки заламывают, а третий по голове норовит ударить. Я разбежался и вспомнил армейские годы. Ну, думаю, уроды, чему же вас в школе учили? И первым ударом ноги заехал драчуну в ухо. Парень отлетел в сторону и замер. Двое других испугались, Наташку отпустили и закричали:
– Ты чо хочешь, козел? Тебя кровью умыть?
Это они меня с кем-то перепутали. Один из них воображал, что он боксер: в стоечку прыгнул, кулачками прыщавую морду прикрыл. С него-то я и начал. По всем правилам рукопашной: пусть сопляки учатся: и драться, и женщин уважать.
Через три минуты «боксер» уже отползал в темноту, прикрывая кровоточащий нос: сам напросился! Второй лежал скромно: тихо так, как примерный мальчик в детском саду во время тихого часа. Наверное, сознание малость потерял, когда башкой-то об асфальт треснулся. Третий дружок держался за свое «хозяйство», свернувшись клубком, как младенец в утробе, и жалобно скулил, как щенок.
Наташка разрыдалась у меня на плече. Тоже нашла время и место. Как, значит, по ночам из дома уходить – это мы смелые, а как неприятностей огребла, так сразу вспомнила, что она слабая и беззащитная.
Парни медленно очухались, посмотрели на меня, на победителя, обзавидовались, да так и растворились в ночи. А мне потом пришлось в окно заползать и Наташку втягивать. Она ведь ревела и боялась ждать меня одна, покуда я дверь открою и дом обойду. Значит: норов показывать – это мы умеем; а как с трудностями столкнулась, так сразу вспомнила, что она – всего лишь слабая женщина.
Вот теперь и Аллана повторяет ту же ошибку. Да что они, бабы всего космоса – из одного теста что ли, да не из того замеса?
Наш корабль, лишившись управления, поплыл в потоке дождя сам, плавно покачиваясь, точно лодка на волнах.
Я бодро доковылял до монитора, положил руки на отпечатки, то бишь на собственный персональный пульт управления и представил, как мы выходим из метеоритного дождя.
Когда квартира зависла в чистом, безопасном до стерильности космосе, я оторвался от монитора и подошел к Аллане.
Забавная у нее форма: какие-то нашивки, значки. Хм. Тщеславная, наверное, девочка. Помнится наш майор один раз надел свои ордена, и весь полк обалдел. Дак то майор – и раз в году...
Я подхватил девушку на руки и хотел было положить на кровать. Инстинкт мужчины-землянина сработал. Какие тут, к чертям, кровати?
– Эй, компьютер, сделай лежанку!
Ноль эмоций.
– Я кому говорю?!!
Тишина.
Я уже хотел было бросить Аллану и пойти постучать этой разумной машине по черепушке, ну или по монитору, да вдруг вспомнил: «Сама Аллана называла какой-то пароль доступа».
– Теллет!
– Чего? – Голос был обиженным и шел из стен.
– Не чего, а твою хозяйку ранили, ну-ка немедленно сваргань лежанку.
– В справочной системе нет идентификации данного задания.
– Раздвинь кресло, урод, чтобы я мог девушку положить!
Кресло, с которого я соскреб Аллану, мгновенно превратилось в спальную капсулу.
Из-за этой странной кровати виновато выглянул Банга. Морда у пса была виноватой и немного больной, но значения этому я не предал. Это же Банга, а не Белка со Стрелкой, не обучали моего водолаза полетам в экстремальных условиях.
Я аккуратно уложил Аллану и встал перед ней на колени. Нет, вовсе не из рыцарских побуждений. Просто чертовы капсулы – это не двуспалки, на краешек не присядешь.
Я смотрел на это бледное, абсолютно человеческое лицо, и странные чувства боролись в моей душе. С одной стороны, мне хотелось высказать Аллане все, что я про нее думаю. Я ей спасаю жизнь, и вместо того, чтобы сказать «спасибо», она устраивает показательное выступление. Ох уж эти женщины! С другой стороны, Аллана была красива, почти совершенна. Эх, надо же! Вот если бы эта журналистка была дурнушкой или серенькой мышкой, или говорящим страусом – тогда ладно, можно было бы просто наорать на нее – и дело с концом. А так: поневоле приходилось быть джентльменом.
Я коснулся лица девушки – холодная!
О, нет! Только не это! Второй раз хоронить надежду, что кто-то поможет мне выбраться из этой Империи – это ж какие нужно нервы иметь?!
Я рванул на Аллане воротник, освободил горло. Так, что там делается в таких случаях? Прощупывается пульс на запястье левой руки. К черту! Она уже и так, наверное, не дышит!
Я припал к губам Алланы и с силой вдохнул воздух сквозь приоткрытые губы. Ничего!