— Возможно, ты прав, и я ничего не смыслю в Странниках, — Лотэсса решила не отступаться. — Но неужели тебе никогда не приходила мысль, что Маритэ все же любила тебя, скрывая это, чтоб не допустить вражды между Хранителями, а затем защищая свой мир?
— Глупости, — отрезал Изгой. — Если бы любила, никогда бы не предпочла мне какой-то мирок. Миры создаются и разрушаются, а истинная любовь одна на целую вечность. Ни один Странник не станет заботиться о мире больше чем о себе.
— Ты просто не понимаешь Созидателей. Не понимаешь, что значит создать настоящий мир, заботиться о нем, нести за него ответственность. Разве мать может отречься от своего ребенка, предпочтя собственные интересы?
Не успев договорить, Тэсс мысленно обругала себя за неудачный довод. Матери бывают разные. Ее собственная матушка с легкостью жертвовала судьбой дочери ради своих амбиций. Изгой, очевидно, тоже счел ее рассуждения неубедительными, от души расхохотавшись над вдохновенной речью.
— Я не понимаю Созидателей? Серьезно? Но зато ты-то, маленькая смертная, понимаешь их, как никто. Напомни, сколько миров ты создала, Лотэсса?
— Ни одного. Как и ты, — зло парировала Тэсс.
— Формально ты права. Этот мир не считается. Но скоро все изменится, цветочек.
— Когда изменится, тогда и поговорим, — пробормотала она, досадуя больше на себя, чем на Дэймора.
— Надеюсь, — серьезно отозвался он. — В смысле, надеюсь, что этот разговор состоится, и я не убью тебя раньше, наскучив твоим обществом или, что более вероятно, разозлившись на твою глупую дерзость.
Тэсс только презрительно фыркнула в ответ, давая понять, как мало ее трогают угрозы Странника. Сейчас ей было почти все равно, исполнит ли он их. Кроме того, Лотэсса потихоньку обретала уверенность в странной благосклонности Изгоя. Если в самом начале их знакомства он и впрямь ужасно издевался над нею, то теперь больше пугал и дразнил. Конечно, наивно верить, что так будет всегда. Но ведь она и без того старается держать себя в руках и следить за языком. Что ж, ей теперь вообще молчать из опасений задеть Изгоя тем или иным словом? Нет уж, так у нее все равно не получится. Притворщица из нее — хуже некуда. Так что лучше оставаться собой, и будь что будет.
— Смотрю, ты не боишься? — Изгой, как водится, прочитал то ли ее мысли, то ли чувства.
— Не очень, — честно признала Тэсс. — Временами ты забываешь вести себя как чудовище, и я перестаю бояться, — ехидно добавила она.
— Надо бы исправить это упущение, пока ты совсем не распустилась, — благодушный тон, которым это было сказано, только добавил Тэссе уверенности.
— Итак, вернемся к вам с Маритэ…
Если бы кто-то сказал ей чуть больше года назад, что она будет запросто обсуждать дела Странников с ними же самими, Лотэсса бы лишь истерично расхохоталась. Но жизнь повернулась так, что сначала ей представился случай поговорить с Маритэ, а после и вовсе пришлось вести споры с Изгоем.
— Никаких “нас” нет, — оборвал ее Дэймор. — Есть я и есть Маритэ. Мы — враги.
— Но ведь ты все еще любишь ее, так? — тихо спросила Тэсс.
— Нет.
— Но ведь ты сам сказал, что любовь Странников вечна, а ты позволил себе полюбить Маритэ, — она не собиралась уступать. — Это ведь закон мироздания, разве нет?
— Закон. Однако, похоже, он утрачивает силу, когда влюбленного уничтожают и отправляют в небытие.
— Но ведь любовь — свойство души, а душу ты сохранял и в пустоте, — не сдавалась Тэсс.
— Должно быть, здесь все немного сложнее твоего понимания, моя маленькая смертная, — ехидно заметил Дэймор. — Странников не то, чтобы каждый день отправляют в небытие, а потому никто не успел хорошенько изучить следствия и побочные эффекты развоплощения. Не стану спорить, любовь — свойство души и разума. По крайней мере у Странников. У людей-то она чаще рождается из плотских желаний. Я не о тебе, цветочек. Ну так вот. Лишившись себя самого, сложно сохранить целостность души и разума. Я, признаться, не знаю или не помню, сколько раз сходил с ума и забывал себя. А затем вновь собирал сознание по кусочкам. Хочется верить, что личность моя осталась неизменной, но вот приобретенная и оплаченная столь непомерной ценой любовь перестала быть частью моего существа. Иного объяснения у меня нет, но это я считаю верным. Ведь противоестественно пронести через тысячелетие мучений любовь к собственному убийце.
— И впрямь жутко, — пробормотала Лотэсса. — Но я все равно не верю, что ты излечился от любви к Маритэ.