- Я отказалась от свободы, когда решила лететь в Вирию, - твердо объяснила Маруша свой выбор.
- Ну и дура, - подвел итоги птенец. - А на мне никогда не будут возить воду!
- Да ты знаешь, с кем разговариваешь? - закипела Маруша, решив воспользоваться преимуществами своего нового положения.
- Как не знать, - хмыкнул Сук. - Хоть ты и королева, а мораль мне не читай. Во как!
И упорхнул в толпу.
"Петух недор-р-резанный!" - подумала разъяренная королева и обвела толпу тяжелым взглядом. В ее воображении рисовалась стеклянная витрина магазина, где пирамидкой выстроились банки, на которых белыми буквами на зеленом фоне значилось: "Цыпленок в собственном соку". И в каждой банке лежала частичка противного птенца. Птичий гомон стих. Чтобы вернуть утраченную торжественность момента Маруша обернулась к трону. Злости не хватало смотреть на глупых птиц, ни одна из которых и не подумала одернуть зарвавшегося птенца. Оставалось вперить взор в плиту, на которой покоился трон.
На плите были высечены разлетающиеся в разные стороны крылатый конь с полосатым телом и короткохвостая однокрылая птица, увенчанная хохолком короны. Маруша очень надеялась, что при восхождении на трон никто не потребует, чтобы она отказалась от второго крыла и подрезала хвостовое оперение.
- Ступай к трону, - раздался позади голос вновь объявившейся синицы. Только осторожнее. Сейчас начнется самое главное.
Взмах крыла, и Маруша уже на плите.
32
Перед троном плясала удивительная птица. С первого взгляда Маруша приняла ее за бесформенный ярко-алый мешок, нелепо скачущий по ветвям. Но, приглядевшись, кандидатка в королевы увидела, что шесть ног отбивают четкий ритм. Точно им в такт попадали и взмахи четырех крыльев. Однако сколько Маруша не всматривалась, она так и не смогла различить у безмолвного танцора ни лица, ни глаз. А когда захотела взглянуть на синицу и аиста, то поняла, что взгляд оторвать уже не может.
- Танец Ди Цзян по праву носит название девятнадцатого чуда света, а песнь ее неодолима, - донесся издали, словно из-за горизонта, благоговейный шепот синицы.
"Песнь?" - хотела удивиться Маруша, но слова вдруг замерзли в горле, как тот, почти что забытый комок. Замерзли, потому что птичка услышала обещанную песнь.
И была в ней неизбывная тоска по ушедшему безвозвратно, и слышалась радость того, что впереди еще чуть ли не вечность, и сквозил страх перед грубой силой бескрылых, а страх перекрывало торжество того, что и у птиц теперь есть право голоса. Весь мир, включая загадочную Далекую Страну, вся вселенная из необъятности сжалась в крохотную точку, в искорку пробившуюся до глубин души, где каждое прикосновение и жгло, и согревало.
И под эту мелодию подошла Маруша к трону.
- Займи свое место, повелительница, - величаво разрешил Рарог, высиженный девятидневным оброком человеческим. - Бескрылые уступили нам половину мира. Прими ее и владей.
- А когда мы полетим обратно? - взъерошив перья от смущения, пролепетала Маруша.
Рарог вскочил на спинку трона, и его соколиный профиль четко отпечатался на синеве небес.
- Обратной дороги нет. Все пути заканчиваются здесь. Ты успела. Зачем тебе возвращаться?
- Серебряный Птенец ждет...
- Его приход подарил нам половину мира. И этой половиной повелевать тебе.
Он взвился вверх, обернулся огненным вихрем и украсил небеса призрачными картинками, где в иллюзорных зданиях причудливо перемешались черты человеческой архитектуры и птичьих гнезд.
"А птенец..." - снова забеспокоилась Маруша.
Но спрашивать было не у кого. Одна стояла Маруша на ступенях. По сторонам бесконечной стаей шумели многочисленные птицы, прибывшие на коронацию. А Могол, Сирин и Грифоны казались безмолвными статуями, которые веками выслушивают вопросы, но никогда не снисходят до ответов.
Тяжелая поступь раздалась позади. Маруша испуганно обернулась. По ковровой дорожке волочилось огромное тело двуглавой птицы Рух.
- Не задерживай нас, девочка! - прощелкала правая голова.
- Птицы ждали этого часа много веков! - проклацала вторая.
- За одну секунду в мире умирает пятнадцать тысяч птиц, - продолжила первая.
- И каждую из них ты лишаешь праздника, - отозвалась левая.
- Величия, - правая склонилась над Марушей.
- Могущества, - левая изогнулась змеей и тоже оказалась близко-близко.
- Не жалеешь себя...
- Пожалей хоть их!..
- Иди-иди, - хором закончили обе головы.
"Серебряный птенец", - еще раз пронеслось в голове. И тут Маруша просияла. Теперь понятно, как вернуть сказочных птиц в город, где заветное гнездо. Взойдя на трон, она станет настоящей королевой. И тогда достаточно будет одного приказа. Да, всего одного слова...
Ди Цзян, ни на секунду не прерывая ни изящных движений танца, ни чарующих трелей, посторонилась. Всего несколько шагов оставалось до сиденья, обитого красным бархатом. Теперь между троном и птичкой, заслужившей право на него, ничего не стояло. Лишь по бокам угрюмо скалились грифоны, да вознесенными топорами нависали две огромные головы. Могол и Сирин.
Краем глаза Маруша заметила цветок. В переплетении веток кто-то укрепил золотой горшок, где распустился несказанно красивый бутон.
"Белая Лилия!" - разлилось тепло в душе. Несмотря на суровость обстановки и обхождения с будущей королевой, увидеть любимый цветок - это ли не счастливое предзнаменование?
Сорвавшись с дорожки, одним взмахом крыла Маруша перенеслась на золотой горшок. По толпе прокатился вздох удивления. Но Маруша уже забыла про птичьи стаи. Они остались позади, ускользая из сознания. Теперь весь мир занимала Лилия. Маруша счастливо ткнулась в лепестки и вдохнула всей грудью.
Мало кто может выносить жгучий аромат белого цветка, что так нравился Маруше. Но для нее в целом мире не было запаха желаннее. Не было запаха...
Не было!
Ничего знакомого не было в запахе, что испускали белые лепестки.