— Чего надо? — сразу же окрысился он, когда я подошел к нему в темноте, когда тот шел от отдела к своей машине.
— Мне от тебя ничего не нужно. — сразу же сказал я — Просто хочу помочь.
— Помочь? — недоверчиво переспросил опер — С чего вдруг такая благотворительность?
— Считай это моей чертой характера. — усмехнулся я — Тем более, за эту помощь уже уплачено и это вообще не твое дело. Рабинович. Помнишь такого? Константин Семенович, который?
— Ну помню и что? — хмыкнул опер и уточнил: — Уплачено, говоришь? И сколько?
— Повторяю — не твое дело. — сказал я — Не надо злить больших дядей. Для твоего же душевного спокойствия. И для душевного спокойствия твоей семьи. Мы друг друга поняли?
— Поняли. — буркнул опер.
— Ну а раз понял — поехали. Покажу, где его прикопали.
— Так он мертвый? — уточнил опер — И это убийство?
— Угу. — отозвался я, уже сидя в салоне его старенького Опеля.
— Может быть ты еще и убийц знаешь? — прищурился мент.
— Тебе не всё равно, чего я там знаю? — вопросом на вопрос ответил я — Всё равно дальше не тебе этим делом заниматься. Не твой профиль.
— Ну… — опер покрутил в воздухе пальцами — Вдруг захочу коллегам ниточку путеводную кинуть.
— С чего бы вдруг?! — удивился я — Вы же, менты, в смысле МВД, с прокурорскими постоянно на ножах. А убийством будут заниматься именно прокурорские.
— Хороших знакомых полезно иметь в любых структурах.
— Да ты прям настоящий опер. — одобрительно улыбнулся я.
— Что, имел опыт общения с нашей братией? — проявил небольшую заинтересованность сотрудник.
— Имел. — подтвердил я.
— И с какой стороны закона? — уточнил опер.
— А сам как думаешь? — опять по-еврейски ответил я.
— Хм… — опер внимательно, с прищуром, осмотрел меня от макушки до пояса. Докуда салон машины дозволял.
— На дорогу смотри! — заорал я, когда полоса нашего движения начала смещаться в сторону.
— На блатного ты точно не похож. Повадки не те. — сделал выводы оперативник, возвращая автомобиль в свою полосу — Да и к околокриминальному миру не принадлежишь. В то же время и не наш. Хотя… Глаза у тебя волчьи.
— Чего это волчьи? — возмутился я — Нормальные глаза. Голубого цвета. У волков они желтые.
— Да это сленг такой. Не слышал ни разу? — развеселился опер — Глаза человека, готового убить в любую секунду. Как будто через прицел автомата смотришь.
— Нормальные у меня глаза. — обиженно буркнул я.
— Плюс довольно специфическая походка, посадка в машину, ни одного лишнего, суетливого движения. Плюс ты, не замечая, попытался перед этим поправить несуществующий, висящий на груди автомат. Мне довелось несколько раз сначала работать, а потом бухать с нашими парнями из ОМОНа и СОБРа. Ты из той же конюшни? — сделал вывод долбанный старлей и тут же опроверг: — Ну, или из «смежников». — так сотрудники МВД корректно называли сотрудников ФСБ — Хотя нет. Слишком молодой. А там мужики тёртые. По тебе видно, что еще вчера честь на плацу отдавал.
— Воинское приветствие. — под нос себе невнятно пробурчал я.
— Что? — переспросил опер.
— Воинское приветствие. — громче повторил я, досадуя на себя и думая, какой я был крутой и таинственный, когда подошел к нему впервые. И тут какой-то старлей из заштатного отдела, даже не из УгРо, хотя, хрен их там знает, может и к криминальной милиции относится, вскрыл меня, как оголодавший турист консервную банку с гречневой кашей. Да не с простой. С тушенкой. То есть с огромным аппетитом — Честь отдает только пьяная девка в кустах. — громче повторил я — Военный выполняет воинское приветствие. А у вас, со специальными званиями, разве не так?
— В смысле? — сбился оперативник.
— Ты был прав. — подтвердил я — Договоренности необходимо соблюдать. И Константин Семенович тут выступал первым лицом, но только в одном. Я еще вчера топтал плац. А сейчас — едем.
— Кто был тебе этот Константин Семенович? — нарушил тишину в салоне опер.