Выбрать главу

Закажи большую клетку с насестами: в ней ты будешь держать птицу. Затем купи свиные окорока, копченые языки да вяленых щук. На корабле кормят лишь дважды в день. Этим ты не насытишься. Вместо хлеба там дают большей частью старые сухари, жесткие, как камень, с личинками, пауками и красными червями. И вино там весьма своеобразно на вкус. Не забудь так же о полотенцах для лица. На корабле они всегда липкие, вонючие и теплые. Затем позаботься о добром благовонном средстве, ибо такой там стоит безмерно злой смрад, что невозможно его описать словами.[3]

— Что это? — изумленно спросил Томас.

— Это наставления сэра Конрада Грюненберга из Констанца для рыцарей, которые отправляются в Палестину морем.

Даниэль снова погрузился в молчание.

— Это серьезно? — в голосе Томаса звучал неподдельный ужас.

Сэр Роджер обернулся и пристально посмотрел на своего оруженосца.

— Томас, чем быстрее ты расстанешься с иллюзиями о том, как происходит поход, тем лучше будет для тебя. Когда я отправлялся в прошлый Крестовый Поход, то был немного постарше вас и поопытнее, но и мне пришлось понять, что рассказы менестрелей — одно, а жизнь — немного другое. Кроме подвигов и турниров в жизни рыцаря есть увечья и хвори, рыцарь может изнывать от зноя и жажды, страдать от холода, мокнуть под дождем и стынуть от ветра. Пища и вода рыцаря так же гниют и портятся, как и пища этих крестьян.

Он махнул рукой в сторону виднеющейся в отдалении деревни и продолжал:

— Рыцарь должен платить в трактирах и корчмах за еду и кров, за уход за конем, платить оружейнику за починку оружия и доспехов, надо заботиться о своих оруженосцах и солдатах. Воистину, нелегка доля рыцаря. Даже благородный Гамурет, отец достославного Парсифаля, странствовал не один, но с отрядом верных воинов:

Шестнадцать душ сыздетства было Оруженосцев у меня. Теперь нужны мне для похода Еще четыре молодца — Красавцы княжеского рода, Вассалы нашего отца. И, вознося молитвы богу, Мы днесь отправимся в дорогу. Знай: обо мне услышит мир! Уверен, не один турнир Умножит славу Гамурета.[4]

По тому, как уверенно рыцарь декламировал стихи, Томас понял, что старый рубака был силен и в куртуазных искусствах. Юноша почувствовал себя немного неуверенно, поскольку, уделяя большую часть внимания оружию и лошадям, в изучении свободных наук он не преуспел. Однако, сейчас его занимал другой вопрос.

— Простите, сэр, вы сказали, что уже участвовали в Крестовом Походе? Но ведь последний поход был почти пятьдесят лет назад…

— Верно, это был тысяча сто сорок седьмой год от Рождества Господа нашего Иисуса Христа.

— Но, сэр Роджер… Сколько же вам лет?..

Рыцарь повернулся к растерянному юноше, на лице его играла улыбка.

— Ближе к Пасхе стукнет шестьдесят семь. Я же сказал, что отправлялся в поход постарше тебя… опоясанным рыцарем.

Томас молчал, собираясь с мыслями. В такие годы люди хорошо, если могут выйти к воротам своего замка, какая уж тут Палестина. А сэр Роджер никак не был немощным старцем, на вид ему было не больше пятидесяти с небольшим.

— А где еще вы воевали, сэр?

— Да я, почитай что, всю жизнь воевал. Слишком неспокойно в королевстве Британском было в эти годы. Конечно, ежели думать только о том, как спрятаться от напастей, то можно было прожить жизнь, не беря в руки оружия. Но разве пристало так жить рыцарю? Нет, тот, кто хочет быть рыцарем по жизни, а не по названию, должен спешить повсюду, где есть нужда в его добром мече. Поэтому, не проходило и года, чтобы мне не приходилось свой меч обнажать.

— А в дальних походах кроме Палестины вам приходилось участвовать?

— Было дело, — довольно улыбнулся сэр Роджер. — Когда славный граф Пембуркский стал скликать рыцарей, чтобы во исполнение воли короля Генриха вернуть на престол законного владетеля Лейнстера — Дермота М'Моро, я отправился в Ирландию в отряде сэра Мориса Пендергаста. И хотя нас было всего десяток рыцарей, да ещё шесть десятков лучников в придачу, мы славно бились с людьми Родерика, короля Коннота. Потом мы соединились с войском сэра Роберта Фитцстефенса, осадили и взяли Уэксфорд и наголову разбили войско короля Родерика… Да, славный был поход… Впрочем, до Палестины Ирландии всё же далеко.

— Сэр, да о вас баллады надо складывать. Вы совершили столько подвигов, а теперь в такие годы отправится в дальний поход, чтобы снискать рыцарскую славу.

— Молодость, молодость… Томас, баллады складываются сами, порой о людях, которые, казалось бы, совсем для этого не подходят. Я не удивлюсь даже, если в балладах прославят в веках моего непутевого внука Гая.

— А он тоже отправляется в поход?

— Нет, он на службе у Ноттингемского шерифа, поэтому никуда не поедет. Кто-то должен следить и за порядком в стране, пока наш король будет сражаться с неверными… Хотя я бы предпочел, чтобы этим занимался отнюдь не Гай. Наши вольные йомены не слишком любят, когда благородные сэры перестают замечать разницу между ними и сервами. Впрочем, пока страной в отсутствии короля будет править сэр Лоншан — я не беспокоюсь… Так что, Томас, меньше думай о балладах, а больше — о рыцарском долге перед сеньором, королем и Родиной.

— Однако, сэр, судя по всему, долг свой вы выполнили сполна. Что вас заставило снова отправится в Палестину?

— Старость, Томас.

— Старость? — юноша ожидал чего угодно, только не этого ответа, и теперь был сбит с толку.

— Именно старость. Силы уходят. Еще пяток лет — и я не смогу уже сесть на коня. А дальше что? Умереть в постели дряхлым старцем, беззубым, слепым с дрожащими руками? Нет уж, я хочу встретить свою смерть, как подобает рыцарю: лицом к лицу, в броне и с мечом в руке. Так что, долг я свой перед наследниками выполнил, можно позаботится и о себе. Лучшие годы своей жизни я провел там, в песках Палестины… Какое было время, какие люди… В Мосуле у меня исповедь принимал сам епископ Гийом, в жизни не встречал лучшего пастыря… Да, если кто-нибудь из вас доживет до старости, вы сможете меня понять… А пока — поторопимся.

Томас молчал, пытаясь справится с нахлынувшими на него под влиянием речей старого рыцаря чувствами. Слишком много необычного он услышал от сэра Роджера. И можно было понять, что и дальше его ожидает немало такого, о чем он сейчас даже и не догадывается. Впрочем, это было приятно. В свите рыцаря он, оруженосец Томас Уэйк скачет навстречу приключениям. Он молод и силен и его жизнь — в его руках. Глупо мечтать в семнадцать лет прославится на весь мир? Может и глупо, но еще глупее — не мечтать…

Сэр Роджер Гисборн не увидел Палестины. Он погиб четвертого октября, во время вылазки мессенцев. Старый рыцарь был одним из немногих, кто не поддался панике и встретил врага с оружием в руках. Рядом с ним сражались его оруженосцы. Даниэля проткнули копьем в самом начале схватки, Питер и Томас бились спина к спине. Подвиг небольшого количества воинов, принявших на себя удар горожан, позволил королю Ричарду остановить бегство своих рыцарей и перейти в атаку. Теперь бежали уже жители Мессены. Увидев, что противников перед ним нет, Томас сразу бросился на помощь своему рыцарю. Но помочь ему уже ничто не могло, хотя старик еще дышал. Сняв с его головы шлем, юноша расслышал последние слова старого воина. Оглядев поле битвы гаснущим взором, сэр Роджер Гисборн прошептал:

— Вот и всё. Да примет меня… Эрво Мвэри… и помилует… Господь…

Король Англии Ричард Первый по прозвищу Львиное Сердце лично принимал в рыцари тех оруженосцев, что отличились в битве при Мессине. Среди них был Томас Уэйк, теперь уже сэр Томас Уэйк.

ДОРОГА.

— Может, отдохнем? — по часам Балиса со времени последнего привала прошло больше часа, а с того момента, как они тронулись в путь — уже почти пять часов. Красное солнце изрядно склонилось к закату, но до сумерек оставалось еще немало времени. Часа полтора, никак не меньше.

вернуться

3

© Конрад Грюненберг

вернуться

4

© Вольфрам фон Эшенбах