— Бинокль?.. Балис?!!!
И, уже не замечая ничего вокруг, они бросились навстречу друг другу, сомкнулись крепкие мужские объятья.
— Не может быть…
— Столько лет…
Слов не хватало, но они и не были нужны: все было понятно и без слов.
— А у меня твой сердолик сохранился…
— А у меня твой янтарь…
Рука синхронно метнулись ко внутренним карманам, для того чтобы показать друг другу залоги пронесенной сквозь годы ребячьей дружбы. Ребячьей… Ох ты, а ведь он и забыл совсем…
— Погоди…
Обернувшись туда, где в степи прятался его юный спутник, Балис громко и весело закричал:
— Сережка! Иди сюда! Это — друзья!
ГЛАВА 11. ОЧЕВИДНОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ
— Сколько же мы не виделись…
— Я уж чуть и надежду не потерял…
— Чертяка! Ты как камень сохранил?
— Сам такой! А ты?
— Ну, как ты?
— А ты?
— Стоп, — первым в себя пришел Мирон. — Давай-ка по порядку, а то так ничего понять невозможно. Это твой спутник?
Он кивнул на подошедшего из темноты Сережку. Тот потеряно стоял на границе света и тьмы, переводя взгляд на собравшихся у костра и не зная, что делать дальше. Автомат мальчишка притащил с собой, повесив за спину стволом вниз, так, что брезентовый ремень наискосок перечеркивал фигуру от правого плеча вниз.
— Ага. Вот, знакомьтесь, это — Сережка.
— Замечательно. Я — Мирон Павлинович, старый друг Балиса, правда, не видел этого типа целых двадцать три года.
— Меня зовут Наромарт…
— Анна-Селена фон Стерлинг. Можно — просто Анна, — улыбнулась девчонка одних лет с Сережкой.
— Женя, — недовольно буркнул мальчишка, видимо, происходящее у костра ему чем-то не нравилось.
— Еще должен быть Саша, мой проводник, — добавил Мирон, — он посуду мыть пошел.
— Уже вернулся, — Саша подсел к костру, поставив рядом чистые плошки. — Нас становится все больше?
— Сам говорил: случайных встреч на Дороге не бывает, — довольно улыбнулся Мирон.
— Так, Серёжка, давай-ка мне автомат и начинай ужинать, — Балис пришел на помощь вконец растерявшемуся мальчику. Взяв оружие, Гаяускас сразу отсоединил рожок, привычно произвел "контрольный выстрел" в воздух — для гарантии, что в стволе случайно не осталось патрона, и положил «калаш» справа от себя. Повернулся к старому другу: — В котелке, как я понимаю, чай?
— Еще какой, — усмехнулся Нижниченко. — Давай, налью.
— Слушай, а почему ты сказал, что не видел меня двадцать три года? — принимая из рук Мирона кружку с горячей жидкостью, поинтересовался Гаяускас. — Все-таки девяносто два минус семьдесят шесть будет только шестнадцать.
— Какие девяносто два? Сейчас какой год?
— Девяносто второй, август месяц, а что?
— Та-ак, — Мирон почесал в затылке, — что ж, понятно, чего это ты так молодо выглядишь.
— Да я вроде нормально выгляжу, это ты что-то рано седеть начал…
— Видишь ли, Балис, думай что хочешь, но я уверен, что сейчас — осень тысяча девятьсот девяносто девятого года. И мне, соответственно, тридцать шесть с половиной лет…
— Вот это да…
— Ничего необычного, — вмешался в разговор Наромарт, — Дорога — очень своеобразное место, и время здесь ведет себя не так, как в большинстве обитаемых миров.
— Вообще-то да, — согласился Мирон, — вот Саша вообще здесь со времен Гражданской войны обосновался, а для него прошел только год.
— Так, — Балис сделал крупный глоток. — Похоже, единственный способ не сойти с ума — это ничему не удивляться. А может, меня все-таки убили?
— Для мертвеца у вас отличный аппетит, — пошутил человек в черном. — Да и спать, наверное, хочется?
— Ага, — честно признался морпех. — Устал здорово, мы с Сережкой сегодня километров пятнадцать, наверное, по такой жарище отмахали. Только вот сначала все же хотел бы узнать, почему в Севастополе я потом не мог найти Мирона Павлиновича Нижниченко?
— А когда ты искал?
— В восемьдесят девятом, когда в Севастополь перевели.
— И сколько ты там служил? — Мирон был почти уверен в результате своего расспроса, но дело надо было довести до конца.
— С февраля восемьдесят девятого до сентября девяносто первого — пока с Флота не попросили после "путча", — Гаяускас не преминул произнести последнее слово особенным ядовитым тоном, давая понять свое отношение к действу августа тысяча девятьсот девяносто первого года.
Мирон устало кивнул: все сложилось так, как он ожидал.
— Знаешь, Балис, в августе-сентябре девяносто первого я по долгу службы проверял личные дела офицеров Черноморского Флота — именно в связи с "путчем", — он точно скопировал интонацию морпеха, полностью соглашаясь с его оценкой тех событий. — Разумеется, работал не я один, но, поверь, списки я просматривал не один раз. Так вот, фамилии Гаяускас в списках не было. Вообще. И среди офицеров бригады морской пехоты в частности.
Балис недоуменно уставился на собеседника.
— Этого не может быть… Или уже кто-то успел меня вычеркнуть?
— А мне кажется, дело в другом, — вмешался в разговор Наромарт. — Давайте попробуем уточнить прошлое вашего мира. Хотя бы за последние лет сто. Вы, Мирон, называете даты, а Вы, Балис, говорите, что они значат.
— Зачем?
— Потом объясню… Давайте.
— Хорошо, — Мирон несколько недоуменно пожал плечами. — Седьмое ноября семнадцатого года.
— Великая Октябрьская социалистическая революция.
Сашка, было, хотел сообщить свою оценку названному событию, но не стал.
— Девятое мая сорок пятого года.
— День Победы.
— Двенадцатое апреля шестьдесят первого.
— Полет Гагарина в космос.
— Очень хорошо, продолжайте. Поближе ко времени вашего перехода.
— Девятнадцатое августа девяносто первого.
— Неудачная попытка ГКЧП[35] отстранить Горбачева от власти.
— Почему это — неудачная, — вдруг вступил в разговор Женька, — Горбачева же отстранили.
Все взрослые повернулись к нему.
— Как — отстранили? — сдерживая дыхание, произнес Мирон.
— Ну, — замялся подросток, — я историю вообще-то не очень хорошо знаю…
Этой паузы Нижниченко хватило, чтобы прийти в себя.
— Так, а ты из какого года… ушел.
— Из две тысячи первого.
"Ого", — подумалось Мирону, — "надо будет при случае порасспросить парня про светлое будущее".
— Хорошо, Горбачева отстранили, а что было дальше? Ну, не по истории, так хоть к двухтысячному году.
— Что было, что было… Был СССР, стал ФСНР — Федеративный Союз Независимых Республик. Россия, Украина, Белоруссия, Абхазия, Уральская республика, Приднестровская республика.
Теперь и Сережку проняло. Он оторвался от еды, уставившись на говорящего широко раскрытыми глазами.
— А Уральская республика это что, Сибирь?
— Нет, в Советском Союзе это была, кажется, часть Казахстана.
— Скорее всего, район реки Урал, логично. Балис, как я понимаю, у тебя ГКЧП проиграл?
— Двадцать первого августа.
— Так, пока совпадает. Что дальше?
— Дальше… Беловежские соглашения и в декабре СССР был распущен.
— Беловежские соглашения?
— Ну да, Ельцин, Кравчук и Шушкевич. Лидеры России, Украины и Белоруссии. Кажется, Председатели Верховных Советов своих республик, точнее, извини, должностей не назову.
— И не надо, — устало вздохнул Мирон. — Все равно, не было в моем мире такой встречи.
— Дрожащая Грань, — с явным удовлетворением в голосе произнес Наромарт. — Большинство Граней Великого Кристалла достаточно стабильны, но есть миры, которые постоянно, если так можно выразиться, разделяются. После разделения некоторое время события протекают по схожему сценарию, но постепенно миры расходятся все дальше.
35
ГКЧП — Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению 19.08.1991 предпринял попытку изменения внутренней политики СССР.