Адмирал улыбнулся, но она видела, что улыбка эта надуманная: глаза Ирмантаса оставались серьезными и печальными.
— Ирмантас, я еще раз хочу тебе сказать, что, по-моему, тебе нужно обратиться к врачу.
— Элеонора, я, конечно, не Сэм Клеменс, но слухи о моей смерти, похоже, тоже сильно преувеличены.
После ухода адмирала Гаяускаса Элеонора Жвингилене позавтракала, выпила кофе, немного посмотрела телевизор. Все это время ее не отпускала мысль, что следует все же вызвать врача. Наконец, она не выдержала и набрала телефон скорой медицинской помощи…
Попрощавшись с Элеонорой Андрюсовной, адмирал Гаяускас почувствовал странное облегчение. Он сделал все, что мог, остальное предстояло делать другим. Его теперь ждало Высокое Небо, где он сможет, наконец, отдохнуть. Еще немного — и он увидит отца, которого не видел целых семьдесят с лишним лет. Увидит всех Гисборнов, Литвиновых, фон Лорингеров в разные годы несших тяжкое бремя Хранителей. Еще немного… Сейчас ему надо только дойти до квартиры и лечь отдохнуть перед дальней дорогой.
Вот и дверь. Он не стал запирать ее, чтобы не создавать лишних проблем тем, кто обнаружит его мертвое тело. Элеонора Андрюсовна, прячущая под напускной холодностью и чопорностью свою доброту, конечно, не утерпит и вызовет "Скорую помощь". Она же не знает, что врачи ему уже не помогут, они не в состоянии помочь мертвецу. Но ему их помощь и не нужна, он выполнил свой долг. Единственное, он не сумел передать Балису архив, но охранное заклятье откроет тайник носителю перстня…
Ирмантас Мартинович прилег на диван. Так было легче, голова перестала кружиться, и сразу захотелось спать. Наверное, это было началом пути туда. Что ж, сон так сон. Если бы еще это был добрый и светлый сон.
Последний сон, который увидел контр-адмирал Ирмантас Мартинович Гаяускас, был добрым и светлым. Стоял яркий и теплый солнечный день. За бортом баркентины «Альтаир» весело плескалось летнее море. Сидя у брашпиля, старый морской волк Альфред Мартинович Гаяускас (тогда, в марте семнадцатого, выдавая юного Густава фон Лорингера за своего племянника, папин вестовой придумал почему-то ему имя Альфред) покуривал папиросу и степенно беседовал с сидящим рядом мальчишкой. Паренек оказался влюбленным в море и ветер, и появление старой баркентины в гавани для него было светом в окошке. Вот и сейчас, глядя на старого боцмана (в этой, несостоявшейся, жизни он не стал ни адмиралом, ни капитаном, но это его не сильно огорчало) широко раскрытыми зелеными глазами, он чуть дрожащим голосом спросил:
— Говорят, парусников на свете все меньше и меньше остается. Говорят, их скоро совсем не будет. Правда?
— Неправда, — убежденно ответил Гаяускас. — Когда появились машины, глупые люди говорили, что на свете не останется лошадей. Разве это так? Паруса будут всегда, пока есть на свете три вещи.
— Какие?
— Ты и сам знаешь. Очень просто. Во-первых, море…
— Во-вторых, ветер! — радостно перебил его мальчик. — А в-третьих?
Имя мальчишки ему никак не удавалось вспомнить, но это было неважно. Затянувшись, Гаяускас ответил.
— Люди, Мальчик. Такие, как ты.
А дальше — только слепящий глаза свет Солнца, отраженный поверхностью моря.
ЭПИЛОГ. ГОРОД, ГДЕ СХОДЯТСЯ ЛЮДИ.
МОСКВА. 13 ЯНВАРЯ 2003 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
Это заведение не было ни самым дешевым, ни самым хорошим кафе в округе. Но вот по соотношению «качество-цена» (в народе совершенно неверно называемому "цена-качество") — могло претендовать на лидерство. И еще его плюсом было удобное расположение: всего-то и нужно выйти из метро "Белорусская-радиальная", пройти под мостом, от которого берет начало Ленинградский проспект, еще несколько шагов — и крутая лестница вверх завершается у дверей в кафе-шашлычную «Весна». В теплое время года рядом с кафе принимала гостей вместительная веранда, но сейчас, когда на улицах города лежал толстый слой снега, работали только внутренние помещения — кабинеты и небольшой бар на десяток столиков.
В баре было тепло и уютно, только вот посетителей явно не хватало. За вторым столиком от дверей обосновались двое мужчин. Один — лысеющий, рыжеватый с тронутыми сединой бакенбардами не спеша потягивал из бокала пиво. Второй был помоложе, худощавый, в фиолетовом шерстяном свитере. Перед ним на столе стоял большой расписной чайник и фигурная стеклянная пиала: в «Весне» для чая вместо банальных чашек использовались именно такие пиалы. Молодые люди негромко беседовали, лишь изредка до стоявшей за стойкой официантки долетали обрывки фраз:
— И посчитать градиент…
— Синхронизация по порождающей Грани…
— Сам смотри, направление вектора Мебиуса при этом будет…
— Ерстка, а если теперь посчитать эффект Тарканова-Федорова…
— Говорят, Мохов еще пятнадцать лет назад…
— Ой, да что теперь только не говорят про Мохова…
Очевидно, мужчины относились к тому племени инженеров-трудоголиков, для которых понедельник начинается в субботу, а заканчивается не раньше полуночи.
Кроме них, в баре еще только один посетитель — за столиком у дальней стенки лысый усатый мужчина лет сорока медленно пил кофе, то и дело поглядывая на двери. Похоже, он кому-то назначил здесь встречу.
И действительно, через пару минут в бар заглянули двое мужчин, которые тут же уверенной походкой направились к лысому. Первый был постарше, сильно за сорок, с густой коротко стриженой шевелюрой, когда-то черной как смоль, теперь уже более чем наполовину поседевшей. Второму на вид еще не было и тридцати, высокий, русоволосый. При виде их ожидающий радостно поднялся навстречу.
— Ну, наконец-то, я уж заждался…
— Здорово, Серёга…
Лысый и седой обнялись.
— Знакомься, это Толя Бреднев.
— Сергей Клоков.
Лысый обменялся с молодым крепким рукопожатием.
— Ну, садимся.
— Ирина! — позвал официантку лысый.
— Да, что вы хотите заказать? — от стойки до столика всего-то четыре шага.
— Значит, давайте нам водки бутылку.
— Бутылку или в графине? — уточнила официантка.
— Нет, бутылку. «Гжелку»… Так, три порции шашлыка. Что еще?
— Салат надо какой-нибудь, — предложил от вешалки избавляющийся от пальто седой.
— Точно, — поддержал его лысый, — три салата еще.
— Какого?
— Так, — лысый перелистнул страницы меню, — давайте-ка "Столичный".
— Хлеб, соус нужны?
— Конечно, что же за шашлык без соуса…
— Еще что-нибудь?
— Пока что все…
Ирина кивнула и отправилась к выходу из зальчика, передать заказ поварам: прямого прохода в это помещение из кухни не имелось. Проходя мимо инженеров, немного притормозила, готовая и у них принять дополнительный заказ, но его не последовало.
— Значит, такое дело, Сергей: Толя службу начинал у Балиса в роте…
Лысый посмотрел на молодого с явным удивлением.
— У Балиса в роте?
Тот кивнул.
— Девяносто первый год, весенний призыв. После карантина направили в роту капитана Гаяускаса. Только, он не долго после этого нами командовал: в сентябре девяносто первого его ведь уволили.
— Но фундамент Тольке заложить он успел, — подхватил седой.
— Ага, — снова кивнул Анатолий. — В общем-то, я военным стал под его влиянием. Думал после Армии обратно на завод возвращаться. Пока служил — завод-то почти встал. Сокращения сумасшедшие, кому я там нужен. А наш Кстово — городишко маленький, кроме как на НОРСИ и податься некуда. Ну там, молокозавод, автомастерские… Так не резиновые же… Короче, решил: буду служить…
— И правильно решил, — усмехнулся седой, — таких бы офицеров нам побольше, да дерьма бы всякого поменьше…
— Так не бывает, — как-то устало возразил лысый, — в любом большом деле сразу черви заведутся: есть, чем поживиться…
Вернулась передавшая заказ на кухню Ирина. Она, было, хотела вернуться к стойке, продолжить разговор с подругой-барменшей, но ее планы нарушил один из инженеров.