Энни утвердительно кивнула.
Паб «Куинс армс» был заполнен освободившимися после работы людьми и туристами, желающими отдохнуть и перекусить. Энни и Бэнксу повезло занять места за стоявшим у окна столиком; столешница, покрытая медным листом, была шершавой от мелких углублений. Через цветное стекло, красное и желтое, Бэнкс мог наблюдать за похожими на привидения прохожими, которые брели под зонтиками навстречу друг другу по Маркет-стрит. Дождь заливал окно, и стук капель по стеклам был слышен в паузах между словами. Из музыкального автомата доносилась песня двух парней из «Сэвидж Гарден» — слышались признания и жалобы на то, что они уже любили кого-то, до того как встретили ее. Пропахший табаком воздух гудел от оживленного говора.
— Ты сама-то что думаешь о Джанет Тейлор? — спросил Бэнкс. — Я не пытаюсь совать нос в ваши дела. Мне просто хочется знать, каково твое первое впечатление.
— Так я тебе и поверила. Но должна признаться, что она мне нравится и я ей сочувствую. Она стажер, у нее маловато опыта, она впервые оказалась в таком сложном положении. И делала то, что необходимо было сделать.
— Но?
— Я не допущу, чтобы мои чувства повлияли на решение. Я пока не имею полного представления, но мне кажется, Джанет Тейлор написала не всю правду в своих показаниях.
— Ты думаешь, это намеренная ложь или она просто что-то не запомнила?
— Я полагаю, мы можем истолковать наши сомнения в ее пользу. Пойми, я никогда не оказывалась в подобной ситуации, а потому не могу представить, что она чувствовала, как себя вела. Но, согласно утверждению доктора Могабе, она нанесла Пэйну семь или восемь ударов дубинкой послетого, как он уже был не в состоянии действовать.
— Но он намного сильнее ее. Может быть, именно это и потребовалось, чтобы его обездвижить.
Энни покачала головой. Она вытянула ноги в проход и скрестила. Бэнкс заметил тонкую золотую цепочку вокруг лодыжки — один из многих, по его мнению, атрибутов сексуальности Энни.
— Она вышла за пределы допустимой обороны, Алан. И еще одно. Я разговаривала с врачами «скорой помощи» и медиками-спасателями, которые первыми прибыли на место преступления. Один из них рассказал, что, когда он подошел к Тейлор, которая поддерживала голову Морриси, она, кивнув на Пэйна, спросила: «Он подох? Я убила эту скотину?»
— Этот вопрос может означать что угодно.
— Я тоже так думаю. Но обвинителю ничего не стоит истолковать его как намерение убить Пэйна, доказать, что смысл вопроса — в том, достигла ли она своей цели. И это может быть интерпретировано как умысел.
— А можно истолковать и как невинный вопрос.
— Ты не хуже меня знаешь, что в таком деле вообще не может быть ничего невинного.Особенно сейчас, когда в каждом выпуске новостей трубят о деле Хэдли. И не забывай, что Пэйн был уже безоружным и лежал на полу, когда она нанесла ему несколько последних ударов.
— Откуда это известно?
— К этому времени констебль Тейлор сломала ему запястье, как она сама написала в показаниях, и отшвырнула мачете к стене, где его впоследствии и обнаружили. Кроме того, угол и сила нанесения ударов указывают на ее превосходство в росте, которым в действительности, как мы знаем, она не обладала. Пэйн ростом шесть футов один дюйм, а констебль Тейлор всего пять футов и шесть дюймов.
Бэнкс глубоко затянулся, обдумывая, что ответить Энни. И как, черт побери, он станет докладывать об этом Хартнеллу?!
— Но ей пока ничего не грозит? — спросил он.
— Мне кажется, нет, — ответила Энни, слегка потягиваясь на стуле. — Но исключать этого нельзя. Конечно, в такой ситуации даже и у самого опытного копа могла поехать крыша. Кстати, мне надо осмотреть место преступления.
— Ради бога. Хотя сомневаюсь, что там можно что-то разглядеть, после того как бригада СОКО проработала там три дня.
— Пусть так…
— Понимаю, — сказал Бэнкс. И он действительно понимал, зачем ей это надо.
Посещение места преступления — своего рода ритуальная процедура. Дело в том, что это теснее соединяло тебя с произошедшим здесь преступлением. Ты стоял там, на том самом месте, где было содеяно зло.
— Когда ты хочешь пойти?
— Завтра утром. Позже я созвонюсь с Джанет Тейлор.
— Я договорюсь с дежурным офицером, — пообещал Бэнкс. — Если хочешь, мы можем пойти туда вместе. Сейчас мне надо еще раз поговорить с Люси Пэйн, пока ее не выписали.
— Они отпускают ее?
— Да вроде. Рана быстро заживает, а мест у них вечно не хватает.
Энни поразмыслила и сказала:
— Я, пожалуй, доберусь своим ходом.
— Ты хочешь ехать одна?
— Ой, только без обид, Алан. Ничего личного, просто не хочу, чтобы нас видели вместе — это повод для сплетен. Да и вообще это неэтично.
— Ты права, — согласился Бэнкс. — Послушай, если тебе удастся выкроить немного времени вечером в субботу, то, может, поужинаем и…
Уголки губ Энни приподнялись, в карих глазах зажглась насмешка.
— Поужинаем и что?..
— Ты же знаешь «что».
— Не знаю. Скажи.
Бэнкс повел глазами вокруг, желая убедиться, что их не подслушивают, наклонился вперед. Но, прежде чем он успел сказать хоть слово, дверь раскрылась и в зал вошла констебль Уинсом Джекмен. Множество голов повернулось в ее сторону, некоторых удивил темный цвет ее кожи, другие просто не могли отвести от нее глаз: она была эффектна — величественная женщина с фигурой классической статуи. Уинсом сегодня дежурила, и Бэнкс с Энни предупредили ее, где их искать в случае необходимости.
— Простите, что беспокою вас, сэр, — сказала она, садясь на придвинутый к столу стул.
— Ну что вы, — успокоил ее Бэнкс. — В чем дело?
— Только что позвонила констебль Карен Ходжкинс из нашей команды… — Уинсом замолчала и посмотрела на Энни. — Сообщила о Теренсе Пэйне, — неуверенно продолжила она. — Час назад он умер в больнице, не приходя в сознание.
— Вот черт! — выдохнула Энни.
— Ну что ж, это сделает жизнь более интересной, — произнес Бэнкс и потянулся за следующей сигаретой.
— Расскажи мне об «Олдертхорпской семерке», — попросил Бэнкс.
Вернувшись в тот вечер домой, он поставил свежий, только что выпущенный компанией «Граммофон» диск Дюка Эллингтона с сюитой «Черные, коричневые и беж», написанной еще в 1942 году, налил в стакан на два пальца «Лафройга», и тут позвонила Дженни. Уменьшив громкость, он потянулся за сигаретой.
— Мне кажется, — продолжал он, — я что-то слышал об этом в свое время, но сейчас практически ничего не помню.
— Да я сама знаю только то, что рассказали мне Ливерсиджи, — ответила Дженни.
— Ну давай рассказывай. — Бэнкс услышал шелест бумаги на другом конце линии.
— Одиннадцатого февраля тысяча девятьсот девяностого года, — начала Дженни, — полиция и социальные работники приехали для проверки в деревню Олдертхорп, расположенную на побережье Восточного Йоркшира вблизи косы Сперн-Хед. Поводом послужило заявление о ритуальных насильственных действиях сатанистов против детей, а также сообщение о пропавшем ребенке.
— По чьей инициативе? — поинтересовался Бэнкс.
— Не знаю, — ответила Дженни. — Об этом я не спрашивала.
Бэнкс решил, что выяснит это позже:
— Хорошо. Продолжай.
— Алан, я не служу в полиции и не знаю, какие вопросы нужно задавать.
— Я уверен, ты все делала правильно. Пожалуйста, рассказывай.
— Они взяли шестерых детей из двух домов для последующей передачи на воспитание в другие семьи.
— А что в действительности там происходило?
— Поначалу в деле не было ясности. «Непристойное и распутное поведение. Ритуальная музыка, танцы и костюмы».
— Смахивает на то, что происходит ночью в субботу в полицейских участках. Что еще?
— А дальше дело становится более интересным. И гнусным. Это было одно из тех дел, которые прокуратура расследовала и довела до суда, вынесшего приговоры обвиняемым. Супруги Ливерсидж сообщили мне лишь, что шли разговоры о пытках, о детях, которых принуждали пить мочу и есть… Господи, Алан, я не сильно брезгливая, но от этого меня выворачивает наизнанку.