— Это как раз и есть те причины, что побудили меня открыто рассказать о Люси. А кстати, вы пришли сюда не для того, чтобы помочь ей, я права?
— Я здесь для того, чтобы докопаться до истины.
— В ваших устах это звучит высокомерно и надменно. Всем известно, что полиция стремится только предъявить обвинение, установление истины, а также справедливость их не очень-то заботят.
— Обвинения, если с их помощью удается очистить улицы от хулиганов и преступников, помогают обществу. Но очень часто они не срабатывают. А справедливость… это мы предоставляем судам, но во всем остальном вы неправы. Я не могу говорить за других, но для меня главное — это установление истины. С начала апреля я день и ночь занимаюсь расследованием преступления, а расследуя любое дело, я стараюсь разобраться, что произошло, кто это сделал и почему. Я не всегда выясняю истину, но вас бы наверняка удивило, сколько сил я прикладываю к тому, чтобы до нее докопаться. Иногда это создает неприятности для меня самого. Я должен жить с тем, что узнал, это становится частью моего существования. Я словно катящийся под гору снежный ком, после которого склон остается чистым, а я, накручивая на себя слой за слоем, собираю всю грязь и камни, чтобы вы могли сидеть в своих домах в безопасности и тепле и обвинять меня в гестаповских методах.
— Я имела в виду совсем не это. И кстати, я не всегда пребывала в безопасности и тепле.
— Вы хотя бы поняли, что ваш поступок позволяет извратить истину, какой бы она ни была?
— Да это же не я, это журналистка, Лорейн Темпл.
Бэнкс ударил ладонью по столу, но тут же пожалел об этом, заметив, как вздрогнула Мэгги.
— Чушь, — глядя на нее в упор, произнес он. — Она всего лишь делала свою работу. Нравится вам это или нет, но дело обстоит именно так. Ее задача — продавать газеты. А вы, Мэгги, решили, что пресса существует, чтобы рассказывать правду, а полиция — для того чтобы врать.
— Вы совершенно сбили меня с толку.
Чайник закипел, и Мэгги начала заваривать чай, не предложив Бэнксу, но, когда чай был готов, она машинально налила и ему чашку. Он благодарно кивнул.
— Мэгги, я хочу сказать только то, что вы, возможно, причинили Люси больше зла, чем добра, пообщавшись с прессой. Смотрите сами, что из этого вышло. Вы говорите, что они переврали ваши слова, и из статьи ясно следует: Люси так же виновна, как и ее муж. Это едва ли поможет ей, вы согласны?
— Но я же вам сказала, она все переврала.
— А я повторяю, что вы должны были предвидеть это.
— Ну и куда же мне следует обратиться, чтобы рассказать правду? Или выяснить ее?
— Господи, Мэгги, да если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы…
Бэнкс не успел закончить фразу, его прервал звонок мобильного телефона. На этот раз звонил дежурный констебль из городской больницы, чтобы сообщить о том, что Люси Пэйн подготовлена к выписке и что при ней находится адвокат.
— Вам что-либо известно об этом адвокате? — спросил Бэнкс у Мэгги, выключив телефон.
Она застенчиво улыбнулась:
— Конечно.
Бэнкс, не вполне убежденный, что сможет ответить ей в цивилизованной манере, промолчал. Оставив чай нетронутым, он, кивнув на прощание Мэгги, поспешил к своей машине. Он даже не остановился, чтобы поговорить с Энни Кэббот, выходившей из дома тридцать пять, но все же помахал ей рукой, перед тем как сесть в свой «рено» и с ревом умчаться.
Когда Бэнкс вошел в палату Люси, она, сидя на постели, красила черным лаком ногти на ногах. Посмотрев на него, она, засмущавшись, потянула вниз юбку. Бинты уже сняли, и кровоподтеки на лице почти прошли. Она уложила свои черные волосы так, чтобы прикрыть выбритую при наложении швов полоску. В палате была еще одна женщина — адвокат. Высокая, стройная, с каштаново-шоколадными волосами, подстриженными коротко, почти как у Бэнкса, с внимательными серьезными светло-карими глазами; на ней был черный в тонкую полоску пиджак, юбка того же цвета и белая блуза с кружевными оборками на груди, черные колготки и туфли-лодочки.
Отойдя от окна, она протянула Бэнксу руку:
— Джулия Форд. Я адвокат Люси. Не уверена, что мы с вами встречались.
— Рад познакомиться, — приветствовал ее Бэнкс.
— Вы не в первый раз собираетесь говорить с моей клиенткой, инспектор?
— Верно, — подтвердил Бэнкс.
— И в предыдущее ваше посещение с вами была психолог доктор Фуллер?
— Доктор Фуллер — психолог-консультант, она помогает команде, сформированной для проведения операции «Хамелеон», — ответил Бэнкс.
— Пожалуйста, господин старший инспектор, запомните то, что я скажу. Я смогу легко убедить суд не принимать в качестве доказательств ни один довод, приводимый на основании данных, которые получила доктор Фуллер у моей клиентки.
— А мы не собирали доказательства или улики, — ответил Бэнкс. — Люси задавали вопросы как свидетелю и жертве, а не как подозреваемой.
— Отлично, инспектор, тогда сменим тему. А какова цель вашего сегодняшнего прихода?
Бэнкс пристально посмотрел на Люси, которая продолжала красить ногти и, казалось, не обращала внимания на перепалку между своим адвокатом и Бэнксом.
— А вы знаете, Люси, я не уверен, что вам требуется адвокат, — обратился он к ней.
Люси подняла глаза:
— Это в моих интересах. Сегодня меня выписывают. Вскоре бумаги будут готовы, и я смогу пойти домой.
Бэнкс зло посмотрел на Джулию Форд:
— Надеюсь, это не вы подбиваете ее на подобные фантазии?
Джулия удивленно подняла брови:
— Не понимаю, о чем речь.
Бэнкс снова повернулся к Люси.
— Вы не можете идти домой, Люси, — начал объяснять он. — Ваш дом разбирается по кирпичику судмедэкспертами. Вы имеете хоть какое-нибудь представление о том, что там произошло?
— Конечно, — уверенно ответила Люси. — Терри меня бил. Из-за этого я оказалась в больнице.
— Но Терри уже умер, верно?
— Да. И что?
— А то, что это меняет дело, вы согласны?
— Послушайте, — возразила Люси. — Я жертва домашнего насилия, я лишилась мужа. Теперь вы говорите, что я лишилась и дома тоже?
— На некоторое время.
— И что я, по-вашему, должна делать? Куда мне теперь идти?
— А почему не к приемным родителям, Линда?
По взгляду, который бросила на него Люси, Бэнкс понял, что последняя фраза сказала ей о многом.
— Похоже, выбирать мне не из чего?
— Похоже, что эту проблему вам придется решать немного погодя, — парировал Бэнкс. — Мы обнаружили следы крови Кимберли Майерс на рукаве вашего домашнего халата, а также желтые волокна веревки в соскобе из-под ваших ногтей. Вам придется многое объяснить до того, как вы куда-либо поедете.
На лице Люси появилось выражение тревоги:
— О чем это вы?
Джулия Форд, глядя на Бэнкса прищуренными глазами, сказала, обращаясь к Люси:
— Люси, он имеет в виду, что собирается отправить вас в полицейский участок для допроса.
— И он имеет право это сделать?
— Боюсь, что да.
— И он может держать меня там?
— Согласно уставным нормам Парламентской ассамблеи Совета Европы, может, если ваши ответы его не удовлетворят. Двадцать четыре часа. На этот счет существуют очень строгие установки. Так что вам не о чем беспокоиться.
— Вы думаете, я могу целый день пробыть в заключении? В камере?
— Не надо волноваться, Люси, — старалась успокоить ее Джулия, подойдя к клиентке и взяв ее за руку. — С вами ничего не случится. Сейчас не те времена. За вами будут хорошо смотреть.
— Но я ничего не делала! — Люси уставилась на Бэнкса бешено горящими черными глазами. — Я ведь жертва. За что вы ко мне придираетесь?
— Никто не придирается к вам, Люси, — спокойно возразил Бэнкс. — У нас накопилось к вам много вопросов, и мы думаем, вы не станете возражать против того, чтобы дать на них ответы.
— Я отвечу. Я не отказываюсь сотрудничать с вами. Для этого необязательно тащить меня в полицейский участок. К тому же я уже отвечала на вопросы.
— Не на все, нам необходимо узнать еще кое-что, к тому же существуют определенные процедуры и формальности, которым нужно следовать. И сейчас изменились обстоятельства: Терри умер.