— Да это несерьезно! Линда — преступница? Да я уверена, что если она сама такое испытала…
— Я понимаю, вам это кажется невероятным, Лиз, но люди, над которыми издевались, часто сами становятся насильниками. Это общеизвестный факт. Сексуальное насилие, причинение боли, пытки — печальный перечень их преступлений. Исследованиями подтверждено, что такие дети впоследствии сами подвергали насилию младших родственников или соседей.
— Но только не Линда!
— У нас нет такой уверенности. Вот потому я и задаю вам вопросы, пытаясь создать ее психологический профиль.
— Я уже говорила, что она была спокойной, жизнерадостной. Остальные дети, казалось, подчиняются ей.
— Они боялись ее?
— Не могу сказать с уверенностью, но у меня сложилось такое впечатление. Они слушались ее беспрекословно.
— А что-нибудь еще о личных качествах Люси?
— Дайте подумать… даже и не знаю. Она была скрытным ребенком. Примите во внимание еще и то, что дети были потрясены расследованием и расставанием с родителями. Их жизнь была адом, но это был свой, семейный ад. Линда казалась доброй, но, как и большинство детей, она при случае могла проявлять жестокость.
— Вот как?
— Я не имею в виду отрывание крыльев у мух и подобные штучки, — уточнила Элизабет.
— Модели поведения в раннем возрасте могут быть полезны в дальнейших исследованиях, но я всегда думала, что их значение преувеличено. Я и сама однажды оторвала крылья мухе — из простого любопытства. А в чем проявилась жестокость Люси?
— Ну например, когда мы подбирали детям приемных родителей. Невозможно было отдать всех братьев и сестер в одну семью, поэтому нам пришлось их разлучить. Для нас самым важным было то, чтобы каждый ребенок оказался в хорошей семье, где его окружили бы заботой и любовью. Я помню, что Лора, младшая сестренка Линды, была просто потрясена, а та… лишь холодно сказала ей, что нужно привыкнуть. Бедная девочка долго рыдала, и мы не могли ее успокоить.
— Ну и где она оказалась?
— Лора? Мне помнится, что в какой-то семье в Гулле. Прошло много времени, так что простите, если я что-то забыла или перепутала.
— Разумеется. А вы можете сказать, как сложились судьбы остальных детей?
— Нет, к сожалению, вскоре после этого я перешла на другую работу. Я часто жалела об этом, но…
— Больше ничего не припомните?
Элизабет встала и снова взялась за утюг:
— Да нет, вроде рассказала вам все, что знаю.
Дженни встала, вынула из бумажника визитку и протянула Элизабет:
— Если вдруг вспомните что-то еще…
Элизабет внимательно прочитала визитку и ответила:
— Да, конечно. Буду рада оказаться вам полезной.
По ней не видно, думала Дженни, когда совершала сложные маневры, выезжая с заполненной парковки. Ей показалось, что она вынудила Элизабет Белл погрузиться в воспоминания, о которых она с радостью предпочла бы забыть. И Дженни не могла ее за это осудить. Она не была уверена, удастся ли ей узнать что-нибудь важное, кроме подтверждения факта, что в подвале дома в Олдертхорпе были найдены сатанинские атрибуты. Хотя Бэнкса это наверняка заинтересует. Завтра она туда поедет, постарается найти кого-нибудь из жителей, кто общался с этими семьями до начала расследования, и почувствует, как говорила Элизабет, «ауру» зловещего места.
12
Бэнкс весь день работал не поднимая головы, даже пропустил обед, допрашивая Люси Пэйн, и теперь, когда часы показывали почти три пополудни, он шел по Норт-Маркет-стрит к пабу «Олд шип», напряженно обдумывая только что полученное известие о том, что и второе тело, обнаруженное в саду на заднем дворе дома тридцать пять по Хилл-стрит, определенно не является телом Лиан Рей.
Люси Пэйн поместили в камеру, расположенную в цокольном этаже здания управления полиции, а Джулия Форд сняла номер в «Бургундии», самом шикарном и дорогом из иствейлских отелей. Команда Бэнкса и судмедэксперты работали даже ночью при искусственном освещении, Дженни Фуллер изучала прошлую жизнь Люси — все были заняты поисками хоть какой-нибудь, самой мелкой, трещинки в ее глухой защите, любого, пусть незначительного, но веского и убедительного доказательства, что она все же принимала участие в убийствах. Бэнкс понимал, что, если они не откопают ничего нового к завтрашнему полудню, ему придется освободить ее из-под стражи. На сегодня у него было намечено еще одно важное дело: встреча с Джорджем Вудвордом, инспектором уголовной полиции, который принимал деятельное участие в ходе олдертхорпского расследования; сейчас он, выйдя на пенсию, открыл пансион — «ночлег и завтрак» — в курортном городке Уитернси. Бэнкс посмотрел на часы. Дорога займет часа два, а значит, времени у него с избытком — можно еще поесть и выпить, доехать до места и не очень поздно вернуться назад.
«Олд шип» представлял собой обшарпанную, ничем не примечательную пивнушку в викторианском духе с несколькими лавками, выставленными на мощенный булыжником тротуар перед входом в заведение. Место было плохо освещено. Пивная пользовалась популярностью потому, что была расположена в укромном месте и в ней беспрепятственно обслуживались несовершеннолетние. Бэнкс слышал, что многие иствейлские парни высосали здесь свои первые пинты еще задолго до своего восемнадцатого дня рождения. На вывеске был изображен старинный клипер, витрины были застеклены дымчатыми стеклами с вытравленными на них рисунками.
Народу почти не было: обеденное время закончилось, а до наплыва посетителей, идущих с работы, оставалось еще несколько часов. Нередко в пабе «Олд шип» вообще не было посетителей: у большинства туристов пропадал аппетит еще на подходе к заведению, а местные жители знали более приятные места для выпивки. Внутри было сумрачно, душно, за более чем сто лет существования паба он настолько пропитался табачным дымом и запахом пролитого на пол и прокисшего пива, что перехватывало дыхание. Унылую обстановку скрашивала только красивая молодая девушка за стойкой бара: коротко подстриженные рыжие волосы, тонкие черты лица, приветливая улыбка и, по всей видимости, веселый нрав.
Бэнкс подошел к стойке и, слегка облокотившись на нее, обратился к девушке:
— Вы не откажете мне в сандвиче с сыром и луком или мои надежды тщетны?
— Извините, — ответила девушка с улыбкой, — мы не подаем еду после двух часов. Пакет чипсов, если хотите?
— Лучше, чем ничего, — вздохнув, согласился Бэнкс.
— С каким вкусом?
— Лучше простые. Ну и пинту горького шенди, [24]пожалуйста.
Она налила пива, а Бэнкс раскрыл пакет с сыроватыми картофельными чипсами. Девушка уголком глаза следила за ним и наконец, видимо набравшись смелости, обратилась к нему:
— Скажите, а вы, случайно, не тот самый полицейский, который приходил сюда и расспрашивал о девушке, что пропала примерно месяц назад?
— О Лиан Рей? — переспросил Бэнкс, после чего ответил на ее вопрос: — Да, это я.
— Я так и подумала. Правда, я говорила не с вами, а с другим полицейским, но вы здесь были. Так вы нашли девушку?
— А вы Шеннон, верно?
Она улыбнулась:
— Вы помните, как меня зовут, хотя даже не говорили со мной? Удивительно.
В отчете констебля Уинсом Джекмен сообщалось, что Шеннон — американская студентка, взяла годовой отпуск в своем университете, уже объехала почти всю Европу, навестила всех родственников и, как подозревал Бэнкс, обзаведясь бойфрендом, решила провести несколько месяцев в Йоркшире, где ей, кажется, понравилось. Бэнкс был уверен, что она работает в этом пабе, потому что хозяин не обращает внимания на такие мелочи, как отсутствие рабочей визы. Тем более что платит он наличными и гораздо меньше, чем положено по закону.
Бэнкс закурил и обвел глазами зал. Два старика, дымя трубками, молча сидели за столиком у окна, глядя в глаза друг другу. Казалось, они уселись за этот столик сразу после открытия заведения в девятнадцатом веке. Каменные плиты пола стерлись, столешницы шатких столиков были неровными, с многочисленными щербинками. Акварель — огромный парусник — криво висела на одной стене, а противоположную украшало несколько вставленных в рамы морских пейзажей, выполненных карандашом, которые, на дилетантский взгляд Бэнкса, были вполне неплохими.