Познакомились мы с ней на одной из типичных тусовок, где она подыскивала себе очередного мужа, который мог бы в скором времени стать бывшим, а в идеале вообще покинуть наш бренный мир, оставив ее рыдать над его телом в ванной из ста долларовых купюр. Вообще-то, я лично все эти мои выползки в свет не люблю. И сам этот высший свет тоже. Когда-то, на первом курсе я мечтал попасть в московскую тусовку, но когда это желание исполнилось, я сильно разочаровался. Люди в ней были все даже не то, что не первого сорта. У них вообще сорта не было. Все они крутились в мире большого бабла и, как следствие, «большой» «искренней» «любви» друг к другу. Они неизменно радостно размахивали руками, встречая друг друга, демонстративно целовались, на расстоянии метра держа свои холеные лица и тела с маленькими собачками, посаженными на локоть, и обсуждали исключительно друг друга, неизменно находя какие-то новые исключительно прекрасные качества. В общем, давно известная басня: кукушка хвалит соловья за то, что хвалит он кукушку. Когда я впервые попал в этот мир (а это совершенно иной мир, поверьте мне), сначала я ничего не замечал. Я искренно радовался и удивлялся тому, что все тискают меня в объятьях, словно котенка, благо, за ушком не чесали. Но потом все встало на свои места. Я был и буду в их мире до тех пор, пока мое имя пестрит на книжных прилавках, а мои творения разлетаются в первый же день выхода в продажу. Пока все так, они будут с трепетом читать мои книги и расхваливать каждое мое слово, словно я и есть Бог, который когда-то сказал: «Да будет слово». И до этих пор мы будем радостно раскидывать руки навстречу друг другу, целоваться на расстоянии метра и закидывать друг друга новыми адъективными оборотами, передающими нашу любовь, такую огромную, которую, казалось бы, и нельзя передать. И я знаю, что я не исключение. Я втянут в эту большую машину по добыванию денег, стою на конвейере и не имею право самовольно уйти, иначе потеряю все. А я не хочу потерять все.
И вот Миланья стоит на моем пороге и старательно улыбается совсем недавно отбеленными зубами, видимо, пытаясь ослепить меня их блеском. Я уже говорил, с ней мы познакомились на одной из тусовок. Несмотря на то, что в них я прижился, перспективным женихом меня не считали. Когда я, наконец, понял, куда я попал, желания общаться с этими людьми во мне поубавилось, но посещение подобных мероприятий было моей обязанностью по договору. Поэтому, дабы скрасить свое одиночество среди этих людей, на вечеринках я занимался тем, что тупо пил. Компанию мне обычно составлял любой желающий напиться. Пил я до тех пор, пока глаза мои не переставали различать моря силикона, плавающие вокруг меня на тоненьких спичечках. В один из таких вечеров ко мне и подсела Маша. Ну, то есть тогда она была для меня Миланьей. А если уж совсем откровенно на тот момент она была для меня просто расплывчатым существом в каких-то блестках. Каким-то хитрым образом она выведала, где я живу, отвезла меня домой и заночевала в моей же квартире. Осчастливить ее я тогда был не в состоянии, поэтому ей пришлось довольствоваться местом на диване в гостиной. Наутро я долго смущенно шаркал ножкой, застенчиво краснел, горячо благодарил, но так и не смог выгнать ее из своей квартиры. Она прониклась ко мне то ли материнской заботой, то ли нашла во мне увядающую душу, которую она должна непременно спасти. В ее понимании мое спасение в идеале выглядело превращением в Павла Волю, или, в крайнем случае, в Сергея Зверева, от чего я категорически отказался. С тех пор она регулярно наведывается ко мне, не теряя своих надежд, за что выслушивает все то, что было мной рассказано выше. Правда, в более грубой форме и касательно исключительно ее. Она обижается, хлопает дверью, но через некоторое время неизменно я нахожу ее на своем пороге. Прямо как сейчас.