— Я не уверен, но, кажется, сегодня Атом заметил грань, — проговорил Итан. — Брат был слишком близко к границе, и та на него совершенно никак не повлияла.
Мужчина улыбнулся.
Он повернул голову к сыну и посмотрел на него. Отец был полной копией старшего сына: такой же черноволосый, с тем же прямым носом и тонкими губами. Стекла его прямоугольных очков как-то зловещи сверкнули в отблеске солнца, когда тот резко повернулся к Итану.
— Хорошо. Значит, скоро он сам придет за ответами, — произнес отец и положил книги на стол. Он подошел к другому стеллажу и, вытащив толстенную книгу, нажал на кнопку, сокрытую за этой обманкой. Пол задрожал и провалился, образуя потаенную лестницу, уводящую гостя во мрак. — И когда это случится, мы должны рассказать ему правду, какой бы ужасающей она ни была. Мы расскажем ему то, что он должен знать, а всё остальное будет зависеть лишь от него самого. А пока… — он замолчал. Лишь молча стал спускаться по ступенькам, совершенно не заботясь о каком-либо освещении пространства перед ним.
— Да, отец. — Кивнул парень и послушно последовал за мужчиной.
Пол захлопнулся, мрак их поглотил, а кабинет так и остался пустовать, будто бы никого здесь и ни было.
***
Атом
Атом чувствовал себя подозрительно странно. Сидя на уроке истории, он никак не мог сосредоточиться, и его мысли вовсе не были о Рин или о том, что произошло сегодня утром, у него вообще не было мыслей. И это напрягало парня всё больше. Как можно было беспокоиться о чем-то, даже не думая об этом?
Ему постоянно что-то мерещилось. На самом деле это началось ещё эдак с неделю назад, после того, как ему исполнилось шестнадцать, но сейчас переходит всякие границы. Если раньше ему лишь изредка могло что-либо привидеться, то в данный момент у Атома ощущение, что всё здесь не реально.
Парень нажал пальцами на виски, чтобы хоть как-то отвлечься от этой навязчивой головной боли, и отвел взгляд на окно, на улицу. Лето. Небо настолько голубое, что кажется, будто оно соткано из голубого атласа. Ныряющие в облака птицы, летающие по воздуху листья, сорванные беспощадным ветром, и голубая искра, пробегающая по проводам. Атом вздохнул и закрыл глаза, чтобы успокоить своё разбушевавшееся внутреннее я.
Постойте! Что? Голубая искра?
Когда до Атома это дошло, он тут же впился взглядом в провода, по которым — он был готов поклясться! — пробежал какой-то голубой сгусток, отчасти напоминающий искру. И Атом бы согласился принять для себя ту мысль, что это было ничто иное как какое-нибудь замыкание, или, может, провода перетерлись в том месте, и потому сейчас сверкают, — надо бы сказать электрикам — если бы не тот факт, что он видел эту «искру» уже не впервые!
Черт возьми, что с ним творится! Привидятся же какие вещи.
— Эй! — прошептал Кларк, сидящий позади Атома, и бросил в него бумажку. — Ну что, рассказывай! — Он довольно потер руками, когда его друг обернулся.
— Нечего рассказывать, — ответил Атом.
— Да ну ладно! Я не такой тупой и видел, как вы возвращались вместе. Давай, колись!
— Кхе-кхе! — откашлялся учитель. — Мистер Маккензи, я вам каждый урок делаю замечания насчет вашего поведения.
Кларк выпрямился и посмотрел на учителя серьезным взглядом, будто бы внимал его словам.
— Ещё раз и…
— Да-да, я помню, ещё раз и в глаз, — отмахнулся Кларк и улыбнулся преподавателю.
— Маккензи! — возмутился учитель. — За ваш острый язык вы сейчас направитесь прямо в кабинет директора! — Честное слово, он уже еле-еле сдерживался, чтобы не взорваться. И так бывало всегда: Кларк разозлит какого-нибудь учителя острым словечком, а затем отшучивается, и каким-то образом ему всё сходит с рук. А некоторые учителя уже просто-напросто стали закрывать глаза на излишнюю болтливость этого парня: коль поезд тронулся, состав не остановить.
— Извини, — прошептал он другу, что еле-еле сдерживал себя, лишь бы не засмеяться. — Поговорим после занятия. Хотя знай, мои уши так и горят нетерпением услышать все подробности.