Но, как и все остальные, она тоже знала ответ: нужно учиться быть выносливым.
Обычно обряд проходят лишь те, кто находится рядом со знахаркой здесь и сейчас, но если духи захотят испытать кого-либо, а его не окажется поблизости, то никто другой из присутствующих не сможет пройти посвящение, пока нужный духам человек не сделает это. Время — дорого, а ожидание стоит многого. Именно поэтому все стараются приходить вовремя и уходить домой только после разрешения знахарки.
Друзья идут навстречу, к той, чьё имя проклято, а глаза являют невиданную мощь, чей кинжал уже покрывал алым миниатюрные ладони. Душа, объятая ненастьем? Демон, скрывающийся за личиной маленькой девочки? Создание, что старалось стать сильнее, лишь бы угодить последней воле матери? Кто же она? И являет ли она собой то чудовище, за которое её принимают?
Слабые умирают, сильные остаются. Погиб — ты слаб. Остался жив — поздравляю.
Так ли это? Так ли она думает? Девушка, зарывшаяся в шарф и опустившая глаза, чтоб её не узнавали. Выжив однажды, смогла ли она стать сильнее?
Трещат. Они трещат в такт мыслям девушки. Белые тени, скрывающиеся в темноте деревьев. Маленькие духи*[4] — хранители лесов, что спать должны в разгар зимы. Они поворачивают свои огромные головы, и, как игрушки, качают ими, и трещат, в ожидании долгожданного ритуала. Те, что всегда предчувствовали выплески энергий.
— Лисса. — Над головой девушки звучит голос строгий и серьезный, в котором отражена вся важность ситуации и беспомощность женщины. Знахарка, как и всегда, выглядела доброй и мягкой, её выражение лица почти никогда не становилось грубым, но сейчас что-то было не так. — Наверное, без твоей помощи ничего не выйдет, — проговорила она.
Лисса оробела, её рыжие кудряшки вздрогнули в такт дрогнувшей груди, она посмотрела сквозь знахарку и, сжав кулаки, проговорила:
— Он не справляется? — Голос Лиссы звучал так необычно для её подруги, подпирающей собой стену. В нём было столько волнения и боли одновременно, что казалось, будто одно неправильное слово женщины расколет её на части. Ведь Харпер и Лисса — одно целое. Что-то стрясется с ним, и Лисса не выдержит.
— С его ритуалом что-то не так, — еле слышно проговорила знахарка, но все вокруг смогли расслышать её слова. Они замолкли сразу же, как она вышла из своей хижины, даже кучка друзей Лиссы, что неслась к ней со всех ног, остановилась и не смела сделать и шаг при виде приближающейся знахарки. Все робели и приклонялись перед колдовской силой женщины, ведь она — единственный лекарь и шаман в одном лице в поселении, к тому же, довольно сильный. Все, кроме Хистории, ведь для неё знахарка была как родная бабушка, которую она никогда в жизни не видела. Хистория долгое время привыкала относиться к ней по-обычному, потому что того требовала сама знахарка, объясняя это тем, что она не просто на её стороне, она — в первую очередь, её близкий друг. И это ещё одна причина, за что темноволосую не понимали и презирали. С самого начала она по маленьким отголоскам нарушала различные традиции, что не являлись законами, и люди, считая это неприемлемыми манерами, смотрели косо на неё. Не видя разницы между табу и общепринятыми нормами, они заклеймили девочку, что пыталась показать всем новые горизонты. Нормы превращаются в табу, табу есть народные нормы, и люди задыхаются от ограниченности возможностей. Девочка готова к переменам, но мир, к сожалению, нет.
Однако есть и другие. Решившиеся пойти против воли большинства. Что не побоялись раскрыть объятья для «демона» и быть распятыми. Те, кто смог устоять против напора несогласных. И они стояли в ожидании во главе с Миной.
Лисса нахмурилась и, глубоко вздохнув, кивнула знахарке.
— Идём, дитя, — проговорила женщина, и они направились внутрь шалаша. Шум соломенной шторки, треск дров и алый поцелуй тени огня — вот что осталось после них и в то же мгновение исчезло.
Хистория проводила Лиссу и знахарку взглядом, после чего вновь спрятала носик в шарф, в её взгляде не выражалось ничего, в нём была огромная пустота, что зияла и привлекала своей тьмой. Нет, ей не было все равно на судьбу Лиссы и Харпера, она очень волновалась за них, но с годами легко научилась возвращать своё самообладание. Она знала, что если они не пройдут посвящение, то исчезнут из поселения навсегда, и это пугало её больше всего. Несчастное дитя боялось расстаться с близкими ей людьми, с которыми могло быть настоящим, ради которых готово была пожертвовать своей жизнью и за них готово сражаться.