В детском доме мальчика звали Растяпой и Немым, потому что он ни с кем не говорил, постоянно по случайности ронял вещи и часто находился в одиночестве. Соседи по комнате звали его Странным, а молодая пара, пожалевшая и усыновившая несчастного мальца, назвала его, как искорку и лучик теплого счастливого солнца: Кларк.
***
— Пожалуйста-пожалуйста, только молчи, — шептала девушка, прижав ладонь ко рту мальчика, не прекращающего всхлипывать от страха.
Там, внизу, на лестнице лежала их мать, чьё лицо исказилось от боли, голова была проломлена, и мозги вывалились наружу. Её рука была почти полностью оторвана от тела в районе плеча — однако, топор хорошо ломает кости и режет плоть.
Кто знает, по какой причине сошел с ума их отец, быть может, из-за того, что на днях был заложником грабителей в банке, а может, из-за того, что видел, как на его глазах убивают людей. Одного за другим. Без сожалений, без раздумий, просто пуля в лоб, — а дальше пусть заливают полы. И кровь подбиралась к коленям ещё живых людей, и им приходилось терпеть её, приходилось лежать в этой крови, потому что любое движение гарантирует такую же дыру во лбу, как у многих других.
Первыми пали дети и мамаши, не способные контролировать своих деток — тогда-то шума и поубавилось. За ними последовали и те, кто пытался нажать на кнопку вызова полиции, охрана, а также обезумевшие от безысходности люди, пытающиеся спастись бегством. Хотя куда там бежать? Это дело было проигрышным с самого начала.
Отец повиновался им, прекрасно понимая, как это глупо и в то же время разумно. Когда в помещении банка не осталось почти ни одного мужчины, потому что все они пытались обезоружить грабителей, пытались проявить храбрость и стать героями, но вместо этого они так и продолжили украшать пол своими телами, разумное повиновение вполне могло считаться за трусость. Разве держаться за свою жизнь плохо? Что плохого в желании жить, даже если оно столь хрупко, даже если эта слабая надежда может оказаться такой же призрачной, как возможность уйти отсюда невредимым?
К слову, в действительности, никто не ушёл невредимым из банка. Грабители забрали свои деньги и свалили по-быстрому, пока полиция не приехала, а «выжившие» в этом чудовищном нападении уже не были невредимы; ни один живой человек не покинул здание банка — все, кому дали возможность прожить ещё немного свой короткий отрезок жизни, умерли вместе с теми людьми, в чьей крови они были омыты. Впоследствии многие свихнулись, а многие были отправлены в тихие и мирные местечки, дабы восстановить душевный покой, несколько людей не смогли выдержать и покончили с собой, и лишь один человек сделал шаг по направлению в адский котёл.
Мальчик тихонько похныкивал в ладонь своей старшей сестры, и слёзы катились из его глаз, а сестра же была так сильно напугана, что слёзы более не могли принести ей облегчение, их и вовсе не было. Когда отец начал кричать на мать, они с братом вышли на звук их ссоры, и, как только они пересекли короткий коридор и свернули направо, к появляющейся лестнице, отец замахнулся на мать и ударил её в место близ плеча и шеи, от чего рука неестественно стала свисать.
Багряная струя окатила девушку, её лицо было забрызгано в крови, а младшего брата она инстинктивно прятала за спиной, но и от мальчика не утаилась та кровавая картина, что нарисовалась перед его глазами. Сумасшедший отец с округлёнными от безумия глазами и искажённым лицом глядел на свою жену, будто бы не замечая детей. Женщина покачнулась и в ужасе стала оседать на пол, а затем закрыла глаза навсегда. Он наносил ей удары тупой стороной топора по голове снова и снова, пока настолько не проломил ей череп, что белое вещество стало вываливаться из черепушки и оставаться на оружии убийства.
Они бежали. Бежали прочь этого ужасного зрелища, прочь от обезумевшего мужчины, что уже не был их отцом — этого человека они не знали, прочь от крови, прочь от ещё теплого тела матери. Прочь-прочь-прочь! Девушка несла своего младшего брата, а сама попутно пыталась составить план побега. Они закрылись в самой дальней комнате, подперли дверь стульями и стали действовать. Сильное чувство желчи и тошноты подкатило к её горлу от мыслей о распростертом теле матери, но она смогла совладать с собой и подавить чувство рвоты. Девушка раскрыла окно и оценила единственный путь отступления. Если бы она была одна, то прекрасно смогла бы попытаться прыгнуть, высота-то не сильно большая — 2 этажа. Даже если она упадет на ноги и ушибёт себе что-нибудь или вывихнёт, то до ближайших соседей доползти сможет, а там уже полиция, скорая, люди в белых халатах…