— Хистория, посмотри, пожалуйста, остался ли хворост у северной кладки, — произнесла женщина в темно-коричневой шубке и в плаще с шерстяной подкладкой. Она приподняла голову, чтобы проследить за действиями девочки, и пряди волос упали ей на лицо. Женщина была необычайно красива: маленький аккуратный носик с чуть-чуть вздернутым кончиком, полная сочная нижняя губа с глубокой трещинкой посередине и не сильно выраженная верхняя, контрастирующая с нижней; темно-голубые раскосые глаза, чистая кожа и иссиня-черные волосы. Маленькая девочка переняла от матери только самые лучшие черты и была столь же мила и красива, как и та. Только вот её глаза…
Женщина улыбнулась и заправила упавшие её на лицо волосы за уши, а затем вновь принялась за дела.
Мать приоткрыла укрытую от влаги кладку и сняла рукавицу.
— Промерзли, но не отсырели, — проговорила она тихо-тихо, словно обращалась к дровам. — На первое время сойдут.
Женщина взяла лоскут и завернула в него дровишки, которые должны были греть всю их семью ближайшие пару дней. Закинув на плечи ношу, она пошла следом за дочерью, которая так и не намеревалась выполнить поручение. Она вздохнула. Все-таки не может она быть с детьми такой же строгой, как муж.
— Мам, мам, мам! — закричала девочка и запрыгала на месте. — А это он, он, да? Скажи, что я угадала! — Девочка тыкала пальцем на ветку дерева, а точнее говоря, на еле заметный первый побег, замерзший точно так же, как и все остальные, и ожидавший своего часа.
Только бросив мимолетный взгляд, женщина поняла, что малышка снова ошиблась. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой, на что Хистория насупилась и обидчиво поджала губы.
— Сколько ты мне уже проигрываешь? — мягко произнесла мать, чтобы не задеть девочку.
— Когда-нибудь я найду нужное дерево, — пробурчала Хистория и вновь бросилась через поляну, к другому дереву.
Хруст снега под ногами, вой ветра и еле слышное дыхание — ничто не нарушало природную идиллию. Только вот…
Он стоял так близко к девочке, что женщина боялась не успеть. Все пару мгновений — этого бы хватило, чтобы потерять её навсегда.
Хистория не видела надвигающуюся на неё опасность, а все также беззаботно прыгала по сугробам, ища то самое таинственное дерево по замерзшим побегам — это было их игрой. Всё, что было в руках у её матери, вмиг оказалось на земле, а за ещё два мига та пересекла поляну, разгораясь голубым пламенем.
Незнакомец навел пистолет с глушителем на спину девочки и спустил курок.
Глухой, почти бесшумный выстрел повис в воздухе всего на секунду.
Девочка развернулась лицом к матери, упавшей на колени, и с округленными глазами посмотрела на неё. Та улыбнулась ей и положила руки на плечи.
— Беги, — прошептала она, все ещё улыбаясь. — Стань сильнее и защити дорогих тебе людей.
И когда Хистория поняла, в чем дело, было поздно. Её мать, захлебнувшись, упала на землю, и красное пятно расплылось у неё на груди, оставляя следы на снегу. Девочка с демоническими глазами ничего не делала, она потрясенно смотрела, как под некогда живым телом её матери расстилается красное озеро, и злость переполняла её душу. И она желала мести.
«Мама говорила, что лучше страдать самому, помогать другим, даже ценой своих страданий, и довольствоваться тем, что есть. Она говорила, что лучше терпеть всё, но ни за что на свете не причинять боль другим, — думала девочка. — И она умерла. Умерла. Умерла! Она причинила мне боль!»
Незнакомец стиснул зубы и прицелился второй раз, чтобы устранить все цели. Слезы скатывались по щекам девочки, а руки сжимали нож, что был вытащен из кармана матери. Вдох незнакомца, и Хистория тут же вычислила его местонахождение. Скорость пантеры и жажда смерти льва — вот что наполняло её до краев. Глаз человека не успел уследить за чередой движений необычайной скорости, и потому, когда он сделал свой очередной вдох, девочка вонзила ему в сердце свою боль и страдания, подарила ему свою невинную душу и со слезами на глазах отправила на тот свет.
Она всё время выбирала глупую ложь глупой матери.
Ржаво-красный нож выпадает из рук и почти без шума приземляться на белоснежную гладь. Человек, жаждущий мести и металлического вкуса крови во рту, лежит в снегу, а теплая густая волна алого цвета заставляет цвести это белоснежное полотно под его обмякшим телом. Серебристые лилии превращаются в кроваво-красные паучьи, а невинная душа отбрасывает страх и сомнения вместе со стекающими каплями по запачканным рукам.