Выйдя к лесу, она увидела, что луна уже закатывается за горизонт — скоро рассвет. Она потратила столько времени, чтобы спасти этого парня. Забрав побег священного дерева, она воткнула его рядом с пещерой, чтобы лесные духи почувствовали умирающее дерево и пришли к нему. Это был особый жест, означающий жертву; отдав энергию молодого отростка, можно было спасти жизнь кому-то другому. И в данном случае это значило, что Атому требовалось спасение и поддержка лесных духов.
— Ах, как же я пахну человеком. — Хистория, постоянно живущая в лесу вместе со своим волком, перенимала от него звериный запах; она была частью зверя — она была самим зверем. А сейчас, понюхав свою одежду, она насквозь провоняла человеческим зловоньем.
Хистория призадумалась. А ведь точно Атом пахнет человеком: не зверем, не так, как пахнут люди Леса, не вервольфом — хотя девушка и не знала их запаха; он пахнет так же, как те люди, что семь лет назад напали на поселение. У людей Леса — запах сладко-горький, терпкий, но у людей-по-ту-сторону — идеально чистый, как свежий горный воздух, без каких-либо примесей. Словно бы белый лист бумаги, на котором каждый человек пишет свою судьбу.
Вернувшись в пещеру, Хистория ещё раз проверила пульс Атома — он дышал настолько слабо, что было не разобрать, дышит ли он вообще. Она собралась лечь отдохнуть, как не обнаружила покрывал, а затем вспомнила, кому их отдала. Прорычав сквозь зубы, она подошла к лежащему на сыром камне Амароку и легла ему под бок, хорошенько завернувшись калачиком; Амарок укрыл её своим хвостом и прикрыл мордой. И тогда настала почти что восхитительная умиротворённая тишина после трудной ночи — не считая слабых стонов Атома. А Амарок, даже сквозь сон, мысленно жалел, что не может загрызть этот источник шума.
***
Атом
Атом чувствовал горьковатый привкус крови на своих губах. Сначала ему были противны эти ощущения, но с каждым мгновением страсть к этому вкусу разгоралась в нём ещё больше. Когда темнота отступила и парень смог разглядеть источник, он ужаснулся: в его руках было тёплое, ещё бьющееся сердце, и чутьё подсказывало ему, что оно человеческое. Он пожирал этот орган, наслаждаясь каждым кусочком плоти, и огонь зажигал его запал. Какие бы ощущения Атома не наполняли, он всё равно мысленно протестовал тому, что делал. Зачем? Кого ему пришлось убить? Парень снова получил серьёзный удар по своей психике — он бунтовал у себя в голове, в мыслях.
Он словно бы смотрел фильм со стороны — наблюдал за своими действиями, прекрасно мог всё ощущать, но не мог как-либо повлиять на дальнейшие события. Атом пытался заставить себя прекратить, желал смыть с себя кровь вместе с преступлениями, желал забыть это, стереть из памяти и не вспоминать. Но желания не выполнялись. Его тело сотрясала такая сильная дрожь, что она перебивала все последующие мысли. Лишь одно оставалось у него на языке: прекрати, прекрати, прекрати!
Прозрачно-белый туманный фон с яркими брызгами красной краски в одно мгновение сменился пожаром, разбитой деревней, чьими-то возгласами, хохотом, гулом, жужжанием. И повсюду был звук рвущейся плоти и ломающихся костей. Ужас объял сердце Атома. Дышать стало тяжелее. Не хватало воздуха. Не хватало вдохов. Не хватало сил.
— Людвиг, — послышался голос.
Бледно-серый туман стал быстрее продвигаться к Атому, подбираясь к самым пяткам — парень отползал от него, пытался бежать, но куда бы ни подался, туман всё равно его настигал.
— Людвиг. — Ледяной голос вновь зазвенел в ушах.
Туман приостановился и собрался в один большой безобразный комок.
— Боги гор… — сорвалось с губ Атома. И, честно говоря, он совершенно не понял, почему так сказал и кто такой Людвиг?
— Ты сделал свой выбор, — уже другой голос доносился из тумана. — За это мы тебя покараем!
Страх, и без того уже давно объявший сердце Атома, усилился в несколько раз, словно бы перед ним сейчас стоял маньяк и, как в фильмах ужасов, герой почему-то не убегал от него, а, трясясь от безысходного страха, ждал, пока его зарежут, как скот. Или же изящно и красиво — в случае Ганнибала Лектора. Но затем многократно умноженная боль затмила абсолютно всё, и Атом закричал во всё горло, пока из его пальцев, из глаз, из-под ногтей сочилась кровь, а когда стали хрустеть кости, его и вовсе выключило.