Сегодня мало кто из слонов доживает до такого возраста. Чтобы уцелеть, слоны должны отбросить привычный уклад и знания – по сути, культуру, – которая всегда лежала в основе их жизни: древние маршруты кочевий, передающиеся из поколения в поколение тропы к источникам воды и пищи, стремительно оскудевающим под натиском и вмешательством человека.
Детство Терезии прошло в более просторном мире.
– Тогда было множество наполненных зеленью, залитых солнцем дней, – вспоминает Синтия, – и Терезия вместе с другими малышами гоняла по саванне через высокие травы, безудержно трубя, издавая бешеные вибрирующие звуки: голова запрокинута, уши плещут по ветру, распахнутые глаза светятся озорством.
Конечно, бывали и худые времена, бывали и засухи, и падеж, но такова жизнь, и, несмотря на тощие годы, она могла продолжаться еще миллион лет. Но сегодня для слонов вероятность принять смерть от руки человека куда выше, чем шанс погибнуть по любой другой причине.
Слоны умирают. Все мы смертны. Есть те, кто оплакивает своих усопших. Слоны из их числа, из породы «одушевленных» животных, для которых в выживании семьи ключевую роль играют память, навыки и руководство, то есть индивидуум, который все это обеспечивает. Поэтому уход одного – потеря для остальных. И они это демонстрируют.
Слонам как-то включили запись голоса умершей слонихи. Звук шел из динамика, спрятанного в зарослях. Что творилось с семьей! Они не находили себе места, искали ее, трубили. Дочь потом продолжала звать ее еще много дней. Больше исследователи таких жестоких экспериментов не проводили.
Реакция слонов на смерть признается «наиболее труднообъяснимой». Они всегда реагируют на останки слона. Отмечались случаи реакции и на человеческие останки. А вот останки или кости других животных они игнорируют.
Джойс Пул пишет: «Страшнее всего их молчание. Единственный доносящийся звук – шелест воздуха, вырывающегося из хоботов, которыми они обследуют мертвое тело своей товарки. Кажется, в эту минуту умолкают даже птицы». Вики не раз доводилось видеть подобные сцены, от которых, по ее словам, «сердце останавливается». Слоны осторожно вытягивают хоботы и бережно дотрагиваются ими до туши словно в поисках какой-то информации. Гибкие концы хоботов гладят нижнюю челюсть, бивни, зубы – те участки головы, которые при жизни были на ощупь им больше всего знакомы и потому хорошо узнаваемы, ведь слоны касаются их, приветствуя друг друга.
Синтия рассказала мне про поразительную слониху, прозванную Большой Беззубкой. Она умерла своей смертью, и через несколько недель Синтия перевезла ее нижнюю челюсть в полевой лагерь. Так обыкновенно поступают ученые, чтобы определить возраст слона. Прошло несколько дней, и мимо лагеря проходила осиротевшая семья Большой Беззубки. На земле были разложены несколько десятков челюстей, но слоны подошли именно к ее останкам. Они стояли над ее костями. Они трогали их. Потом все двинулись дальше, кроме одного слона. Вся семья ушла вперед, а он еще долго переворачивал челюсть и все гладил ее хоботом, словно лаская. Это был Бутч, семилетний сын Большой Беззубки. О чем он думал? Вспоминал лицо матери? Представлял себе ее запах? Слышал звук ее голоса? Ощущал прикосновение?
Сегодня люди не дадут бивням мертвого слона лежать без дела. Но в 1957 году Дэвид Шелдрик описывал «странный обычай слонов перемещать бивни своих усопших». Он упоминает «множество случаев», когда слоны добрый километр тащили куда-то бивни весом чуть не пятьдесят килограммов. Иэн Дуглас-Гамильтон как-то переложил останки слона, подстреленного местным крестьянином, в другое место. Вскоре туда пришла знакомая семья слонов. Почувствовав запах, они развернулись и осторожно приблизились к костям, вытянув качающиеся вверх-вниз хоботы и выжидающе насторожив уши. Никому не хотелось дотрагиваться до останков первым. Сгрудившись, семья принялась за пристальное обследование и тщательное обнюхивание костей. Некоторые они покачивали и бережно переворачивали ногами. Какие-то перекладывали и роняли, пытаясь сложить вместе. Что-то пробовали на вкус. Несколько слонов по очереди ворочали череп. В опознании принимала участие вся семья, и многие кости они перенесли на другое место.