Восседая в широком кресле с высокой спинкой с выгравированной на ней меткой своего клана, мужчина потягивал вино из бокала, дерзко и вызывающе выпуская изо рта колечки белесого дыма сигареты. Белая полупрозрачная сорочка с длинными широкими рукавами не скрывала, а подчеркивала атлетичность и подтянутость его фигуры, широких плеч, мускулистость груди и оттеняла черноту волос, в полумраке зала казавшихся совсем черными. Вместо черных брюк на нем джинсы, протертые на коленях.
Саркастически ухмыльнувшись, мужчина, наклонив голову набок, придирчиво осмотрел свою гостью.
А девушка, восседавшая рядом с ним, между тем была столь же красива, сколь и хитра.
София Бодлер, представительница знатного дворянского рода, была подругой Князя и его любовницей. Невысокая и статная, с шикарными волосами цвета топленого золота и раскосыми карими глазами, припущенными черными ресницами. Выросшая в роскоши и богатстве, своеволии и вседозволенности, избалованная и упрямая, она знала, чего хочет.
И положение любовницы при Князе Кэйвано было не тем, о чем она мечтала.
А положение его жены... Это именно то, о чем она грезила ночами. Оставалось сделать еще лишь шаг.
О жестокости Князя Четвертого клана ходили легенды. Почти все они были правдой, София знала это. Однажды на себе испытав весь его гнев и подлинную ярость, она в последствии остерегалась вызывать в нем хоть толику подобных чувств. Он не извинялся за их проявление, никогда. Великому Князю было всё дозволено. Даже уничижительно отозваться о той, что представляла дворянства и была дочерью его друга. Если понятие дружбы вообще входило в лексикон Штефана Кэйвано. У него не было друзей.
Он не терпел неподчинения и своеволия. Он ломал их на корню. Но он восхищался силой, волей, ломкой тех стереотипов, что завели когда-то сильные мира сего. Были случаи, когда Князь статус раба превращал в статус свободного человека. Свободного от его власти, конечно же, потому что никто, однажды попавший за грань, уже не возвращался назад. Свободного – то есть, слуги. Но по-прежнему зависимого от него.
Софию мало волновало, что будет с теми, кто именовался рабами. Вернутся ли они назад, перейдя грань, и будут схваченными за чертой? Или же окажутся пойманными здесь, умирая под пытками за свое безрассудство? Умрут или останутся жить? Она никогда не мучила себя подобными вопросами. Она была представительницей дворянского рода, хозяйкой, - а не рабой. Она думала лишь о том, что касалось лично ее. И сейчас ее интересовал лишь один человек, этот безжалостный повелитель, что сидел рядом и горячей насмешливостью пробегавший взглядом по ее фигурке.
Ее бросило в жар, ладони противно вспотели, внизу живота все затрепетало, учащенно забилось сердце.
Но она ответила на его взгляд взором холодной неприступности и усмехнулась уголками губ.
Штефан сощурился, брови его взметнулись, выражая легкое изумление, губы дрогнули и скривились.
Приподняв бокал с красным вином, осушив его одним глотком, он затянулся сигаретой, закрыв глаза и блаженно откинув голову на спинку кресла.
Он никогда никого не подпускал к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, никому не позволяя прикоснуться к сути своего бытия. Он был одиночкой. По своему статусу, по жизни, по мироощущению.
София же собиралась стать первой, кто приблизится к нему. И ради этого готова была пойти на всё.
Родовое имение служило роду Кэйвано уже несколько столетий. Оно находилось на границе Чехии с Польшей. Это был великолепный средневековый замок, каменный, не полностью используемый для жилья. Часть комнат предназначалась для самого хозяина, остальные для рабов, в дни приемов и советов для мероприятий отводилось большинство комнат Южного крыла, предназначенных специально для гостей.
Сейчас Князь и его гостья находились в Северном крыле замка, в зале для приемов, который представлял собой большое помещение с высокими потолками куполообразной формы и стеклянными фресками вместо окон. В комнате, обставленной старинной мебелью девятнадцатого века и полом, устланным шерстяным ковром красного цвета, что зрительно говорило о богатстве хозяина.