Не думал, что какая-то девица, обычная серая мышка, рабыня, хрупкая девчонка, до которой боишься дотронуться лишний раз, чтобы не рассыпалась, зажжет в нем такую страсть! Ведь он отверг ее вначале. Ему не нужна была такая, как она. И он не понял, не осознал того, что хотел сказать ему о девчонке Максимус, просто не придал значения словам Ищейки. Чем его может привлечь обыденность и серость? Она окружала его, сдавливая тисками со всех сторон. Он не увидел в новой рабыне ничего примечательного, и, уж конечно, и не думал о том, чтобы спать с ней. Он издевательски посмеялся над самой лишь мыслью о том, что эта девчонка может его заинтересовать и попадет к нему в постель. И как же рьяно хохотала сейчас над ним похоть, вызывающе громко, надрываясь от смеха! Он ошибся. В ней ошибся, в себе, не разгадав ее, не увидев в ней то, что так тщательно и ловко скрывала ее внешность. Силу. Волю. Стремление. Цель. Самоотверженность и внутренний стержень. То, что он ломал так же легко, как бил стекло, но и то, что он уважал и ценил больше иных качеств. Ломал до тех пор, пока сила не давала слабину, душил, пока не начинали просить пощады, а потом... отпускал.
Но не ее. Ее – никогда. Она принадлежит ему.
Он не изучил ее, не разгадал, не понял, не наигрался с непокорной игрушкой, зажатой в его руках, как в клетке. Как в ней могло сочетаться столь несочетаемое? Внешняя слабость и внутренняя стойкость? Что стало причиной подобному противоречию? Откуда в неприметной хрупкой девице столько боевого духа?!
Но он должен был признать, что его покорила ее сила и самоотверженность, безрассудочная глупость, смешанная с желанием вырваться и детская наивность. Его бесила ее сила, но он не мог ею не восхищаться. Он мог раздражаться и гневаться на нее за непослушание, но не мог удержаться от восторга, спрятанного за маской злости и ярости от ее твердого и решительного отказа.
Вчера, когда он взял ее, она не сдалась, она боролась до конца, до его победного конца, но боролась. Она не сдалась даже после того, как проиграла. Даже ее тело сопротивлялось, оно не получало наслаждения или удовольствия, оно не желало его получать. Даже в этом девчонка осталась верна себе - она продолжала оставаться борцом. Конечно, он понимал, как мало можно извлечь удовольствия из насилия, и его никогда особо это не заботило, но она вчера находилась на грани взрыва, она балансировала на грани наслаждения, находилась в шаге от яркой вспышки оргазма, которому позволила прорваться во вне лишь с третьего раза.
И только тогда он... успокоился. Только тогда он сам остался удовлетворен. Только когда сжал в руках ее дрожащее мелкими судорогами тело и услышал невольный предательский стон, сорвавшийся с ее губ.
Почему именно с ней ему нужно было добиться подобного результата, чтобы отпустить от себя?
Он не мог дать ответа на этот вопрос, но, возможно, сможет после того, как девчонка вновь окажется в его постели. А в том, что она там непременно окажется, Штефан Кэйвано не сомневался.
Гримаса довольства отразилась на его лице, и Князь глубоко вздохнул.
Каролла... Нет, не так. Кара! Бесправная исполнительница его желаний и прихотей, которая имела смелость, наглость воспротивиться ему. Как смела? И он не мог внутренне не восхищаться силой и отвагой, сокрытой за хрупкостью и хрустальной нежностью ее тела?! Больше подобной ошибки он не совершит. Не в отношении нее. Только не в отношении нее. Он будет изучать ее медленно, неспешно, играючи. Вчера он сказал ей, что игра закончилась, не успев начаться, но он ей солгал. Игра лишь изменила правила. Она сама вынудила ему их изменить, когда оказалась не той, какой он видел ее и представлял. Она – загадка, просто требующая того, чтобы он ее разгадал. Вкусная конфетка, обертка которой оказалась обманкой.
Кара. Сладкая и горькая одновременно, опьяняющая вкусом спелого винограда, манящая жаждой вкуса.
О, она не так проста, как хочет показаться. И он разгадает все ее сложности. И каждое открытие станет восхитительным, опьяняющим, волшебным откровением, сродни еще одной вспышке экстаза.
Он думал, что его ничто не сможет удивить, но и тут девчонка вынудила его ошибиться. Она удивила его. Она оказалась девственницей. Не сказать, что его это когда-либо волновало, но данное обстоятельство оказалось по меньшей мере неожиданностью. Сколько ей лет, она сказала? Двадцать четыре? Так почему же она в этом возрасте ни с кем не имела отношений? И почему здесь ее не тронули? Тот же Михаэль?..