Ромул и Фемисса решили, что Эви нужно отвлечься и как можно скорее забыть о пережитом. Тогда глава семейства решил отправить дочь на отдых в солнечный Элиан – подальше от тяжких воспоминаний. Он решил, что свежий воздух и морской бриз помогут излечиться от физических ран, да и от душевных. Но отпускать одну отец её больше не хотел, поэтому ненадолго оставил свой пост губернатора и, прихватив жену, отправился вместе с Эви.
Элиан именовали земной столицей Элиоса, в то время как Элизиум – небесной. Так повелось по двум причинам. Во-первых, Элиан был крупнейшим мегаполисом юга Атреи. Он объединял в себе четыре крупных города, несколько десятков мелких и сотни деревень, соединяющих их. А самое главное, что расположен он был буквально под Элизиумом. В Элиане дублировались самые важные объекты небесного города. Естественно, цены на недвижимость здесь были тоже соответствующие… А во-вторых, столица должна быть открытой для всех, а в Элизиум пускали далеко не каждого. «Элизиум – город храмов и Даэвов», – как говорил кто-то из мудрецов. Здесь почти всегда было пустынно, спокойно и безмятежно. По этой причине и решили прямо под небесным городом строить мегаполис «для всех», точнее, «для богатых» – как и подобает столице. В городах Элиана было шумно и многолюдно – здесь работали, учились, жили и отдыхали. А в мелких деревушках между ними зажиточные элийцы строили себе особняки – это, так сказать, было обратной стороной Элиана. Но, несмотря на все греховности сих земель, они процветали, как и должно быть.
Ромулу ан Грейву в Элиане принадлежал небольшой домик на северо-западном берегу – прямо у воды. Он купил его ещё давно, но много лет не бывал здесь, так как отпуска у губернатора, по понятным причинам, не было: тяжёлая обстановка в округе требовала его постоянного присутствия. Это живописное место он выбрал, когда Эви была ещё крохой, из-за потрясающей красоты закатов. Краснеющее небо, лёгкая рябь на воде и разноцветные облака вкупе с тёплым ветерком и белым молочным песком красивейшей бухты – этот коктейль расслаблял лучше любого алкоголя. Мужчина заметил это ещё в самый первый день.
– Крошка, тебе не спится? – ласково спросила дочь Фемисса, приоткрыв дверь её комнаты.
Эви всё ещё лежала на кровати и смотрела на солнечное пятно на стене. Мать вошла в комнату и присела на край постели.
– Не мучай себя, дорогая, – она нежно погладила дочку по голове. – Отбрось все мысли. Сейчас всё хорошо, и, поверь мне, со временем жизнь станет только лучше.
– Не станет… – тихо произнесла Эви.
– Ну что ты, родная. Выйди на пляж, полежи на солнце, позагорай и расслабься. Наверняка ты соскучилась по теплу и солнцу.
Эви перевернулась спиной к матери и прижала колени к груди.
– Давай я сделаю тебе завтрак. Поднимайся, уже полдень.
Фемисса встала с кровати, вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь. Девушка продолжала лежать и думать о своём. Она не хотела ничего: ни есть, ни говорить с кем-то. Она желала только, чтобы её больше не трогали и не беспокоили.
– Завтрак, Эви! Завтрак! – вскоре донеслось из кухни.
Девушка знала, что мать не отстанет, поэтому, как бы ей не хотелось, пришлось подчиниться. Аппетита уже который день не было, но живот урчал и просил еды. Чтобы не умереть с голоду, приходилось пересиливать себя и идти, когда зовут.
На силу поднявшись и выйдя из комнаты, элийка оказалась в небольшой, но светлой гостиной, по левую сторону от которой расположилась кухонька. Несколько ящичков, печка, тумба, стол и четыре простеньких деревянных стула – пожалуй, вся мебель, которой мог похвастаться уголок для готовки. А большего и не надо было.
На деревянных стенах кухни и гостиной висели небольшие картины в белых рамках. По углам были расставлены подсвечники – темнело в Элиане рано.
Эви безвольно села за стол. Тут же перед её носом материализовалась тарелка с только что приготовленным омлетом.
– Кушай, родная. Приятного аппетита.
Девушка угрюмо посмотрела на блюдо, взяла приборы и всё же попробовала кушанье. Но вкуса она не ощущала, еда не лезла в горло. Напротив Эви села её мать. Она всё время что-то говорила, правда девушка её не слушала.
– …Ну и когда Ромул вернётся? – продолжала женщина. – Сколько раз говорила, что у нас всего достаточно, а он всё в «город», да «город»… А по поводу Дариуса… Ромул сказал, что церемония прошла неудачно… Хотя я вообще не понимаю, как такое возможно. Неужели жрецы Элизиума разучились делать Даэвов? А на следующий день Святилище загорелось, ты представь! Ну точно Айонов знак, не иначе! А всё потому что надо почистить всё это их святейшество во главе с Юклиасом… А то обожрались, наверное, в своих храмах! – всё причитала Фемисса. – А такой шанс был Даэвом стать, да святоши эти, как всегда, всё изгадили… Ну, я, конечно, не знаю, но, наверное, будет ещё одна церемония – не пропадать же такому парню, а? Эви, ты что думаешь?
Дочка отозвалась, сморщила лицо и отодвинуло от себя блюдо.
– Мне нехорошо, я пойду подышу… – сказала она и торопливо вышла из дома.
– Эви! А как же еда? Эй, Эви! – кричала вдогонку Фемисса, но девушка была уже на улице.
Дверь выходила прямо на пляж. В Элиане стояла жара, солнце было в зените и нещадно палило. Спасал только прохладный ветерок с моря. Эви подбежала к воде, чувствуя, что больше не вытерпит. Босые, обожжённые песком ноги девушки тут же укутало в приятную холодную пену. Девушка упала на колени. Прокашлявшись, наконец, она дрожащими руками умылась и поднялась на ноги. Платье промокло насквозь, да ещё от палящего солнца жутко кружилась голова.
«Надо полежать…» – подумала Эви и, спотыкаясь о горячий песок, поплелась обратно к дому.
Но тут она почувствовала новый приступ тошноты и вновь бросилась к воде.
– Эви, что с тобой? – сзади послышался голос матери.
Фемисса, охая, подбежала к дочери, присела рядом с ней и собрала в кулак её волосы. Когда всё закончилось, девушка поблагодарила мать и, оперевшись о её руку, поднялась.
– Это из-за жары? – не скрывая искреннего волнения, спросила женщина. – Если так, то лучше иди в дом…
– Нет, мам… – собравшись с мыслями, тяжело промолвила Эви. – Я беременна…
***
Пандемониум.
– Я клянусь Айоном, это балауры! – кричал Териан Лекас в кабинете военачальника, где на днях произошла трагедия.
Рядом стоял Квасир и легаты первых десяти легионов.
– Будь я в твоём положении, я бы говорил так же, – прорычал Квасир. – Скажи спасибо, что ты не в темнице, а на свободе. Это моя личная просьба. А твои слова – всё ещё пустой звук. Нам нужны доказательства.
– Какие доказательства? – разводил руками Териан. – Даэвы это сделать не могли – стражники утверждают, что глаза не светились. А смертные не способны открыть портал и исчезнуть.
– Достаточно одного Даэва, тем более сквозь шлем можно и не разглядеть свечение из глаз, – возразил кто-то из легатов.
– Сияние видно всё равно, и вы это знаете! – Териан Лекас тоже перешёл на рык.
– Где доказательства того, что это были балауры? – немного успокоившись, спросил Квасир.
– Сравните почерки в сегодняшнем письме и в том… Они отличаются. Сравните печати: в подложном письме оно светлее, нежели во всех, что Видар получал раньше.
– Господин Видар… – поправил Даэва легат Клыков Фенрира.
– Какие ещё доказательства нужны? Или Вы не понимаете, что балауры боялись сближения элийцев и асмодиан? – не унимался Териан.
– Сближения, пф-ф… – усмехнулся Квасир. – О сближении речи не шло.
– Называй, как хочешь, но сути это не меняет. Смерть военачальника была выгодна и элийцам, и балаурам.
– Даже если твоя версия верна, – промолвил Квасир, – Мы не можем простить белокожих за все их деяния и объявить перемирие.
– Я не прошу перемирия. Я прошу диалога с ними, – Териан исподлобья посмотрел на остальных. – Только идиоты ведут войну, не ведя переговоров с врагом.
Квасир замолчал, всё ещё презрительно смотря на зеленоглазого Даэва.
– Как временный военачальник Пандемониума я буду вести диалог с твоими ненаглядными элийцами, Териан Лекас, – заговорил он. – Но большего не жди. Даже если смерть господина Видара – на руках балауров, это ничего не меняет. Враг останется врагом навсегда, – прорычал Квасир. – А тебе делать в столице больше нечего. Здесь и без тебя разберутся, проклятый Даэв. Отправляйся в Белуслан и восстанавливай город со всеми. Ты до сих пор остаёшься преступником и врагом Асмодеи. Не показывайся никому на глаза и делай вид, что тебя нет. Иначе действительно не станет… Всё, иди вон.