При этом улыбке она не изменяла, со стороны казалось, что она рассказывает что-то забавное, только взгляд ее чуть потемнел. Сдерживаться все еще было нелегко.
- Я не могла допустить, чтобы мой сын лежал в земле, а эта мразь спокойно жила. И плевать, что он мог бы даже потом начать сожалеть и раскаяться. Сына мне это не вернет. - глубоко вдохнув, женщина медленно качнула головой и все же взглянула на собеседницу. - А сейчас курятник будет призывать сделать из меня шашлык.
Скептически изогнув бровь, Эвелин уперла руки в бока, широко расставив ноги, словно собиралась сдерживать натиск толпы.
- Прекрасно, я, точно, не вовремя, - фыркнула брюнетка, поджав губы. Дорога была каждая минута, а тут зрел бунт, который, казалось, нынешнему лидеру подавить будет довольно сложно.
И, хотя, как мать, Эвелин понимала Валери. Она сама готова была перегрызть горло любому, кто хоть пальцем притронется к ее сыну.
Сыну, которого она не видела уже месяц и..
Тряхнув головой, Эвелин отогнала от себя упаднические мысли. Она пришла сюда не за этим. Нужно было действовать, а с этим глупым восстанием она лишь теряла драгоценное время.
Тем временем шум только крепчал. Подошедшая ближе всех женщина, резко мотнула беловолосой головой.
- Что значит «успокойтесь»? Дженсон, это ненормально, люди так не поступают! - воскликнула она.
Ропот толпы тотчас усилился.
Чуть нахмурившись, Дженсон быстро осмотрелся.
- Я прошу спокойствия! Валери поступила неправильно, но мы все сейчас на взводе! Она поступила резко, но... Она имела на это право и судить ее нельзя и не будет никто! - громко и четко произнес он и вновь резко вскинул руки. - Спокойствие, у нас есть более важные дела! Мертв не наш человек, мертв враг и убийца, успокойтесь! - вновь воскликнул он, пресекая новые возражения.
- Сегодня вы пожалеете одного из них, а завтра они убьют ваших братьев, сестер, мужей! - едва шум немного стих, вклинилась Эвелин, забираясь на выступ у стены.
- Я знаю о чем говорю! - женщина резко вскинула руку кверху, призывая всех к тишине. - Знаю, потому что мы тоже думали, что, если поступать так, как было принято раньше можно остаться людьми. Можно. - твердо ответила она, обведя притихшую толпу внимательным взглядом. - Но, лучше быть живым зверьем, чем мертвыми людьми.
- Но, если мы будем потрошить людей лучше мы тоже не сделаем! - не унималась все та же блондинка.
Впрочем, окружающие поддержали ее уже с куда меньшим энтузиазмом. Слова Эвелин возымели успех, но его еще нужно было укрепить.
Заинтересованно приподняв бровь, Валери взглянула на брюнетку.
- Да, мой муж - Уоррен Велтрейн считал так же! - Уже чуть тише ответила Эвелин, поджав губы и покачав головой. - Он считал, что мы должны быть гуманны, считал, что люди должны оставаться людьми. Говорил о том, что всего можно достигнуть, если только помнить о том, кем мы были.
Глубоко вдохнув, Эвелин криво усмехнулась. Сердце гулко билось в груди, словно птица в клетке. Еще никогда она не говорила об Уоррене. С того самого момента, как его не стало. Прошлое неслышно подкралось сзади, запустив в душу щупальца воспоминаний, бередя старые раны, причиняя боль.
- Он так считал и вот он мертв.
Просто, словно подводя итоги, продолжала она, пожимая плечами с совершенно спокойным видом, хотя в душе снова разверзалась бездна тоски и боли.
- А я - жива! - более яростно выкрикнула он, чуть подавшись вперед и активно взмахнув руками. - И вы живы! Значит, вам нужно делать выводы, меняться и не позволить всяким уродам прогибать вас под себя! - все больше распаляясь, продолжала женщина. - Сегодня они не забрали никого, но в следующем месяце, кто даст гарантию, что вы или ваши родные не окажетесь бесправной рабочей силой Лазаря? Не совершайте ошибки Дейл-сити, не позволяйте им поработить вас!
Обведя людей взглядом, женщина медленно покачала головой, видя в них не воинов - людей напуганных и не приспособленных к жизни. Да, большинство из них были такими, но такой же, когда-то, была и она сама.
- А сейчас, идите и пусть каждый подумает над тем, чем он готов пожертвовать ради того, чтобы существовать в страхе и что вы готовы отдать ради того, чтобы жить!
Слова женщины словно пронизывали. Жаркая, полная внутренней силы интонация била, проникая в самую суть. Когда она замолчала, люди, минуту назад готовые выставить за ворота Валери, покорно, точно стадо овец отступили, медленно разбредаясь по домам.