Выбрать главу

Дженкинс усмехнулся.

– У тебя есть предложение поинтереснее?

Карлин не видел, но почувствовал, как она вспыхнула от смущения. Молодость. В свои тридцать четыре Марк иногда чувствовал себя умудренным опытом стариком. Видимо, сказывались преподавание, раннее признание в профессиональных кругах. Он встал с места, взял свой пиджак, который висел на вешалке, кивнул стажерам, прощаясь, и вышел из кабинета. Закравшаяся мысль, что можно пригласить Кейру на ужин, улетучилась. И он решил, что поработает или почитает в своем кабинете. Ему требовалось одиночество. А еще тишина. Потому что в отличие от молодняка он свою часть работы не сделал. Ему нужны личности жертв. Их связь. Понимание их истории.

То, что он видел сейчас, вызывало противоречивые чувства. Слишком. Бережное отношение к девушке и огонь. Откровенное издевательство над мужчиной смотрелось более однозначно. Его наказали и заставили раскаяться, попросить прощения у девушки. В этом было столько личного.

Они точно связаны.

Близко связаны.

Что он ей сделал?

За что он должен просить прощения?

Почему убийце это важно?

Почему он решил обжечь уже мертвое тело?

Что было у тебя в голове? Что ты чувствовал? Ты ведь никуда не торопился. Ты точно знал, что тебя никто не потревожит. Ты привез их уже готовых. И делал свою инсталляцию. Тресс написал, что даже при серьезном уровне подготовки собрать все то, что он собрал, быстрее чем за час практически невозможно. Целый час! Ты делал это ночью? Тогда бы кто-то заметил свет. Значит, днем? Ты знал, что там никого не будет?

Марк очнулся в своем кабинете.

Всегда проще отталкиваться от того, что убийца что-то знает. Или же он самоуверенный ублюдок, и это предположение тоже имело право на жизнь.

Он взял телефон и отправил Акселю сообщение: «Стажеры меня доконали. Есть новости?» Ответ пришел незамедлительно: «Смотря с какой стороны глянуть. Скоро буду».

«Скоро» в переводе с гриновского на человеческий – минут двадцать. Карлин сел за свой стол, бросил взгляд на дверь, убедившись, что она надежно закрыта, и прикрыл глаза. Дремота навалилась стихийно. Даже он не мог все время находиться в концентрации. Двадцать минут… целых двадцать минут.

11. Аксель

4 октября вечер

Новый Треверберг, спальные районы

Аксель закрыл за собой дверь и очутился в розовом аду. Эта комната насквозь была пропитана девочковостью. Везде висели плакаты с балеринами, вырезки из газет. На маленьком столе валялась стопка книг и в большой рамке стояла фотография самой Лоран. Только в пачке и на пуантах. Девушка стояла в арабеске – рабочая нога вытянута в колене и носке и поднята так, чтобы пальцы оказались на одном уровне с макушкой. Вторая нога на пуанте. Волосы собраны в классический пучок, глаза смотрят куда-то в небо. Ангельский вид. Аксель невольно засмотрелся. Балерины никогда не интересовали его, он не был в театре и не погружался в тонкости, за исключением расхожих названий тех или иных танцевальных поз и движений. Но в них была своя магия.

Магия явно жила и в Лоран. Только вот Грин чувствовал, что при всей своей воздушности она не была ни легкой, ни легкомысленной. На фотографиях с него смотрела юная девушка со старческими глазами. Такие глаза бывают только у человека, который жил в аду. Он уже вырвался в мир, начал заново, но его личный ад никуда не делся.

Что же с тобой происходило, девочка?

За что перед тобой просили прощения на коленях?

Аксель сел за стол. Вытянуть ноги не получилось – он уперся в стенку. Справа стояло мусорное ведро для бумаг. Грин отставил стул в сторону и достал его, заглянул внутрь. Огрызок яблока покрылся плесенью и превратился в круглый сизый шар. Под ним лежали какие-то бумажки. Грин натянул перчатки на руки, вытащил яблоко и бросил его в пакет, который нашел тут же. Посмотрел на бумажки. Пара листков с рисунками, заметки, похоже, расписание занятий в сентябре. Наскоро вырванный листок из блокнота с яростно зачеркнутым текстом. Детектив включил лампу на столе, расправил листок и посмотрел на текст, пытаясь разобрать, что там написано. «Пси… г… ничего… Не пойду…» Обрывки фраз. Нужно отдать листок Трессу. И найти блокнот, из которого его вырвали. Очень похоже на девичий дневник. От пагубной привычки доверять все свои мысли бумаге каждый излечивается в определенном возрасте. А кто-то не излечивается вовсе, становится писателем, сходит с ума или однажды остается ни с чем, потому что тот, кому не следовало, прочитал то, о чем ты никому не хотел говорить.

Где девчонка может спрятать заветную тетрадку? Или блокнот. Конечно, под подушкой или матрасом. На самом деле нет, это банально. Но нужно проверить все. Грин посмотрел на небольшую кровать. Две подушки в розовых наволочках, светло-серое покрывало. Прикасаться к ней не хотелось. Она явно заправлена матерью. Интересно, Изольда часто вмешивалась в личные дела дочери? Что она скрывала? Явно что-то скрывала. Они обе.