Стоило Тамике сделать шаг, как деревянные доски надрывно заскрипели под ботинками. Девочка досадливо закусила губу: не хватало только разбудить мерзкую старушенцию! Тамика вообще предпочитала не пересекаться с тетушкой лишний раз, а уж тем более – с тетушкой разбуженной и злой. Вряд ли она встретит блудную батрачку радостными объятиями и вкусным завтраком.
То, что надеждам спокойно прошмыгнуть к себе на чердак сбыться не суждено, Тамика поняла, услышав знакомые шаркающие шаги.
– Кто здесь? – донесся из гостиной визгливый голос Миллиты. – А ну пшли отсюда, стервятники, пока перья на месте!
Тамика презрительно фыркнула: даже ее годам к восьми перестало пугать это дребезжащее тявканье. Неужели Миллита настолько тронулась умом, чтобы думать, будто грабителей оно сможет впечатлить?
– Это я вернулась, тетушка. Спите дальше.
Полы в гостиной заскрипели особенно надрывно. Наверное, даже гнилым доскам было противно носить на себе Миллиту. Та не заставила себя ждать: прошаркала в коридор с резвостью, какую не заподозришь в таком тщедушном тельце. Тамика понятия не имела, сколько Миллите лет. Все годы, что они жили вместе, хозяйка выглядела, как тощая скелетина, вечно завернутая в драную шаль. Еще она пыталась укладывать жиденькие седые волосенки в красивые прически, подсмотренные в старых журналах мод, но получалось убого. Тамика однажды сказала об этом напрямик, а потом с гордым видом врала друзьям, что губу в кровь расшибла, подравшись с уличными бандитами.
– Вернулась все-таки, поганка, – пробрюзжала старуха, поправляя очки на тонком и, наверное, когда-то красивом носу. – Где тебя так долго носило?
– Меня сожрать хотели, – буркнула Тамика. – А я не хотела, чтобы меня жрали. Можно мне уже спать пойти, а? Я устала.
– Устала она… с дружками, небось, таскалась, дрянь неблагодарная. Вот радуйся, что меня под вечер радикулит прихватил, отлупить тебя как следует не могу! Товар принесла?
Обычно Тамика пропускала такие слова мимо ушей. Подумаешь, Миллита опять ведет себя как последняя тварь. Она всегда так себя вела, даже когда Тамика была совсем маленькой и надеялась, что тетушка ее полюбит. Но сегодня в голове как перемкнуло что-то: девочку вдруг охватила жгучая обида, от которой хотелось плакать, грязно ругаться и кидаться в мерзкую старушенцию тяжелыми предметами. В груди стало жарко и тесно, словно там поселился толстый бесенок с огненными крыльями: такого изображали в глупых детских книжках, рассчитанных на маленьких идиотов. Ну кто еще поверит, что детей на плохие поступки толкает какой-то рогатый пузатик? Тамика всегда смеялась над этими картинками, а вот сейчас сама готова была поверить в бесенка. По крайней мере, что-то злое внутри нее точно поселилось.
– Ага. Подавись! – прошипела она и швырнула рюкзаком прямо в Миллиту. Та с визгом отшатнулась. – Чтоб тебя прикончили из-за этого хлама, сволочь.
От возмущения Миллита аж подавилась вздохом.
– Ты… да ты как смеешь так со мной разговаривать, паршивка?! – визгливо воскликнула она. – А ну-ка поди сюда, дрянь! Все, лопнуло терпение. Сейчас ты у меня так получишь, что до рассвета встать не сможешь!
– И кому от этого хуже будет, а?! Ты ж без меня задницу подтереть не можешь, карга старая!
– Я не собираюсь терпеть хамство от неблагодарной нахлебницы! Еще одно слово, и будешь ночевать на улице!
– Ну и буду! И ночевать, и жить, если придется!
Старуха уже готова была разразиться очередной тирадой, но Тамика не стала слушать. Она развернулась и вылетела за порог, так сильно хлопнув дверью, что в ушах зазвенело. По разгоряченному лицу хлестнул ледяной ветер. Несколько секунд она так и стояла: запрокинув голову, ловила ртом прохладный воздух. Глаза щипало: машинально утершись рукавом, Тамика поняла, что плачет.
"Что я ей сделала?! Хоть бы раз по-человечески отнеслась, сволочь. Черт с ней, с любовью, но почему нельзя нормально жить вместе? Я же хотела… пыталась с ней ладить, тетей ее называла, хотя какая она мне тетя…"
Тамика всхлипнула – то ли жалобно, то ли злобно. Она злилась на саму себя: за глупую вспышку гнева в том числе, но куда сильнее – за это беспомощное нытье. Миллита того не стоила. Вообще никто не стоил. Она бы еще мамашу, бросившую ее с этой каргой, припомнила!
Несколько раз шмыгнув носом и утерев слезы, Тамика заставила себя собраться. Можно беситься, можно реветь, а делать что-то надо. Ночевать на улице – все равно что повесить себе на шею вывеску "Свежее мясо. Чудовищам – даром". Стучаться к Миллите? Она впустит. Не потому, что пожалеет, конечно: просто без Тамики старуха действительно как без рук. Но унижаться перед этой гадиной? Дать вытереть об себя ноги, чтобы получить разрешение поспать на трухлявом, кишащем клопами матрасе? Ну уж нет. Ни за что.