– Возможно, вы правы, Хасар, – задумчиво протянул археолог. – Возможно, вы правы чересчур во многом.
Как и любым добропорядочным гостям, Лему, Хасару и Палию было пора собираться, чтобы направиться дальше вперед. Они поблагодарили Дакуна-Тенгри за ночлег и утренний чай и показали любознательному шаману, как работают найденные им довоенные спички, чем несказанно его обрадовали. За теплый прием Палий, полночи проболтавший с шаманом, подарил ему ненужный теперь противогаз. Сдержанному, но по-детски наивному восторгу от устрашающей резиновой маски не было предела.
– Куда вы направитесь? – с благоговением спросил Дакун-Тенгри, прижимая драгоценный подарок к груди.
– Вперед. Возможно, на материк, – ответил Хасар, принявший на себя нелегкую роль навигатора. – Разберемся.
– Мне было сказано Голосом, что если я встречу Богов и они будут дружелюбны к моему племени, сказать им сначала отправиться к его обители. Этот Голос живет со времен Последней Войны и разговаривает из всех нас только с шаманами.
– И кому же этот голос принадлежит, Дакун-Тенгри? – в глазах археолога вспыхнул неподдельный интерес.
– Вы поймете больше, если сами отправитесь туда.
– Ну что же, думаю, что не будет лишним разнообразить нашу экскурсию по Республике, – усмехнулся кочевник. – Терять все равно нечего. Куда топать, шаман?
– Если встать так, чтобы Хребет был точно по левое плечо, а материк по правое, идти прямо. По пути будет три оврага как ориентир. Увидите огромное поле, смело идите к нему. Там и заметите Его Обитель.
– В таком случае не вижу поводов тянуть, – сказал Хасар, подхватил изрядно похудевший вещмешок, перекинул через плечо ремень автомата и направился на северо-запад.
Когда Палий уже собирался последовать за остальными, шаман схватил его за руку и доверительно прошептал:
– Племя Кант будет очень счастливо, если Боги вернутся к ним. Я буду молиться об этом всю ночь, следующий день и ночь после него.
– Как знать, – неопределенно ответил археолог, похлопал низкого аборигена по плечу и поспешил за Хасаром и Лемором.
Солнце – жаркий титан, безраздельно повелевающий небом, степенно выбирался из ночной берлоги. Неспешно он расправлял спину, оглядывая окрестности, чинно начал свое шествие по утреннему небу, как и подобает правителю – медленно и гордо. Под живительными лучами радостно развернулись листья деревьев и заголосили птицы, спавшие в их раскидистых кронах. Озолотилась дымка, стелящаяся по сочной траве млечной простыней. Сама местность словно глубоко вздохнула, просыпаясь и разминая затекшие за ночь мышцы. Вновь забурлила скрытая от глаз и недосягаемая для слуха энергия самой Жизни. Растеклась вместе с солнечным теплом по каждому сантиметру пространства, разгоняя остатки ночного оцепенения.
Сквозь лес, струясь сквозь деревья, вместе со свежим ветром поплыл звук. Лем был готов поклясться, что слышит его едва уловимый гул биения сердца Природы. Вскоре он проник во все клетки каждого живого организма, встречающегося на своем пути. Молодой подпольщик почувствовал, как душа его воспарила, соединяясь с общим порывом, радуясь солнцу и ветру. Он почувствовал вдруг, как растет, непрерывно и упрямо, каждое растение вокруг. Как оно тянется к небу своими неокрепшими ростками, и Лему тоже захотелось изо всех сил тянуться к солнцу, не думая ни о чем. Захотелось прокладывать себе путь через осколки ушедшего в небытие мира, чтобы возродить его и сделать еще лучше, чем когда-либо.
Восхищенно оглядевшись, Лем понял самую простую истину, на которой и держится общее существование.
«А ведь пройдет совсем немного времени по меркам истории, и на наших почерневших костях вырастет новый мир, полный удивительной красоты. Не в этом ли заключается вечная жизнь?»
Наверное, этот вопрос – один из самых правильных, что может задать себе человек. Он приводит к пониманию, что ты сам важен как часть общего организма, и не должно человеку разрушать. Лишь созидание может быть нашим путем, чтобы не кануть в лету вместе с местом, ставшим для нас домом.
К сожалению, далеко не каждый готов принять это. Прозрение, как водится среди людей, приходит слишком поздно.
Постепенно деревья обмельчали и перешли в густой подлесок, а потом и он закончился, уступив место ровному полю, о котором рассказал шаман племени Кант. Лем вышел на открытое место и улыбнулся. Столь прекрасно было это место, что, казалось, никаким печалям здесь не ужиться. Безграничное лето несло по полю терпкий запах полыни, малознакомый жителю города, но оттого и приятный. И не было слаще запаха для Лема, чем ароматы некошеного поля, подхваченные ласковым и по-детски задорным ветром. Высокие колосящиеся стебли травы доставали Лему до пояса. Летний ветер гнал по травяному морю воздушные волны, отчего над полем плыл тихий успокаивающий шелест, словно шепот Природы, едва слышно говорящей тебе на ухо нечто приятное.