– Тебе стоит заново утвердить хоть подобие дисциплины, – сказал он, хотя мне не нужно было об этом напоминать. – Пока моральный упадок не распространился еще дальше. Пристрели нескольких, это поставит мозги на место остальным.
Легко сказать, да сложно сделать. Надо признать, большинство комиссаров именно так и поступили бы, но, когда воинская часть объединена вокруг страха и ненависти к тебе, это чревато рядом проблем, особенно когда ты вскоре оказываешься с ними на поле боя и внезапно понимаешь, что у каждого из них в руках ружье. И, как я уже сказал, у меня сложилась определенная репутация, которую необходимо было поддерживать, то есть в основном делать вид, что мне не наплевать на солдат под своим командованием. Так что расстрелы отпадали, к сожалению.
И как раз когда я возвращался с одного из таких приятных застолий в свою каюту, произошло то, что все-таки вынудило меня применить свои полномочия, без чего я был бы рад обойтись.
Меня сразу же насторожил звук – постепенно нарастающий гомон голосов, доносившийся из коридоров, ведущих в нашу секцию корабля. Благодушное настроение, навеянное амасеком, которым угощал Пайрита, и легким выигрышем у него же в регицид, мгновенно испарилось. Этот звук мне был знаком слишком хорошо, и лязг сапог отряда военной полиции за моей спиной, совершающего марш-бросок к источнику беспорядка с шоковыми дубинками наготове, вполне подтвердил мои опасения. Я ускорил шаг, чтобы присоединиться к ним, заняв место в строю рядом с командиром группы.
– Похоже на бунт, – сказал я.
Голова в шлеме с непрозрачным лицевым щитком согласно качнулась:
– Так точно.
– Есть подозрения, что его вызвало?
Не то чтобы это имело какое-то значение. Медленно кипевшее негодование среди вальхалльцев было уже достаточной причиной. Но даже если у него были какие-то предположения, я так никогда их и не услышал: когда мы подошли к дверям столовой, об его шлем ударилась и разбилась керамическая чашка с гербом 296-го соединения.
– Кровь Императора! – Я рефлекторно пригнулся, укрывшись за ближайшим предметом мебели, чтобы оценить обстановку, пока полиция с трудом пробиралась вперед, молотя дубинками по всем, подвернувшимся под руку.
Мои подопечные представляли собой кучу-малу из разозленных мужчин и женщин, пинающих и молотящих друг друга, послав в ад всякое подобие дисциплины. Некоторые уже лежали, истекая кровью и вопя, затаптываемые теми, кто еще стоял на ногах, – количество жертв росло на глазах.
Наиболее ожесточенной драка была в центре столовой, где сплелись в тесный клубок те из драчунов, кто явно намеревался довести дело до убийства. Ну и ладненько, по мне, вот для этого-то и нужна военная полиция. Наблюдая, как они пробиваются вперед, я присел на корточки за перевернутым столом, осматривая помещение и передавая Кастин отчет о ситуации по воксу. В центре схватки оказались два бойца, равных, на мой взгляд: бритоголовый мужчина, с мускулами как у катачанца, возвышался над жилистой молодой женщиной с коротко стриженными волосами цвета воронова крыла. Его преимущество в силе она восполняла ловкостью, нанося мощные удары и отпрыгивая назад, сводя большинство его атак к скользящим ударам, что было для нее весьма кстати, потому что прямой удар его кулака – размером с окорок – с большой вероятностью проломил бы ей грудную клетку. Я наблюдал, как он крутанулся, целя ей в висок носком ноги; она чуть опоздала пригнуться и растянулась на полу, схлопотав удар в макушку, но тут же ухитрилась вскочить на ноги, сжимая в руке столовый нож. Она ударила, метя в грудину, но он прикрылся правой рукой, на которой остался длинный багрово-красный разрез.
Примерно в этот же момент дела пошли по-настоящему плохо. Полицейские проделали почти половину пути до эпицентра, когда сражающиеся стороны, наконец, осознали, что у них нашелся общий враг. Молодую женщину с разбитым в кровь носом полицейские бесцеремонно оторвали от мужчины, которому она метила в пах ногой. Ее удар локтем бессильно ткнулся в бронированный нагрудник, но былой противник бросился на ее защиту и, коротко размахнувшись, полоснул осколком тарелки в сочленение, где шлем соединялся с броней. Смертельно точно. Яркий поток карминово-красной артериальной крови забрызгал окружающих, привлекая их внимание к происшедшему, а зарубленный полицейский упал на колени, стараясь сдержать кровотечение.
Кишки Императора! Я начал незаметно двигаться обратно к двери, чтобы дождаться обещанного Кастин подкрепления; уж теперь-то толпа точно была настроена убивать, и любой, в ком она могла увидеть символ власти, стал бы очевидной мишенью. Пока я смотрел, обе стороны нацелились на оказавшихся между ними полицейских, которые тут же исчезли под грудой тел. Гвардейцы больше не казались людьми. Я видел, как продвигаются тираниды, но это было еще хуже. Возьмите средней величины тиранидский рой, и вы обнаружите цель и разум за всем, что он совершает, хотя об этом трудно помнить, когда приливная волна хитина устремляется на тебя с единственным намерением растереть в фарш. Но за происходящим сейчас не было интеллекта, лишь чистая, бессмысленная жажда крови. Император побери, я видел хорнитских культистов с большей способностью к самоконтролю, чем демонстрировали в этой столовой солдаты Гвардии, которые должны быть образцом дисциплины.
Но, по крайней мере, пока они рвут на куски полицейских, они вряд ли способны заметить меня, так что я, как мог, продвигался к двери, готовый принять командование подкреплением, как только оно прибудет. И у меня бы все получилось, если бы командир отряда полиции не сумел вынырнуть из толпы на достаточное время, чтобы крикнуть: «Комиссар! Помогите!»
Ну, здрасьте. Взгляд каждой пары глаз в комнате внезапно метнулся в мою сторону. Мне показалось, что я могу видеть свое отражение в сотне зрачков, отслеживающих меня не хуже ауспекса.
«Сделаешь еще хоть шаг к двери – и ты мертвец», – сказал я себе. Единственный способ выжить – застать их врасплох. Так что я шагнул вперед так, словно только что вошел в помещение.
– Ты, – я ткнул пальцем в первого попавшегося солдата, – неси швабру.
Что бы ни рассчитывали они от меня услышать, каких бы действий ни ждали, но уж точно не этого. Все застыли в смущенном ожидании, молчание растянулось на показавшуюся бесконечной секунду. Никто не двигался.
– Это была не просьба! – сказал я, слегка повышая голос и делая еще шаг вперед. – То, что я вижу в этой столовой, – настоящий позор. Будете драить ее, пока не приведете в надлежащий порядок.
Мой сапог скользнул в луже медленно свертывающейся крови.
– Ты, ты и вот ты, пойдете с ним. Несите ведра и тряпки. Убедитесь, что взяли достаточно, чтобы хватило на всех.
Смущение и неуверенность росли, солдаты обменивались друг с другом нервными взглядами, пока до них начинало доходить, что ситуация давно вышла из-под контроля и что теперь им неизбежно придется столкнуться с последствиями.
– Бегом! – внезапно рявкнул я, сделав все возможное, чтобы голос звучал резко, как на плацу, указанные мной солдаты стремглав выбежали – забытое было понятие дисциплины восстановилось в своих правах.
И этого оказалось достаточно. Грозовые разряды насилия рассеялись, как будто к помещению внезапно подвели громоотвод.
Остальное уже не составляло труда; после того, как я утвердил свое командирское положение, все прочее послушно уладилось само собой, и, к тому времени как прибыла Кастин, притащив с собой еще один отряд полиции, я уже отправил несколько человек, чтобы сопроводить раненых в лазарет и унести убитых. Удивительно, как много людей еще могло ходить, но количество тех, кому светит тюремное заключение, все равно было слишком большим, на мой вкус.