– Я слышала, вы отлично справились. – Кастин встала рядом со мной, побледнев при виде той разрухи, которой подверглась столовая.
Я пожал плечами, по богатому опыту зная, что снежный ком хорошей репутации растет тем быстрее, чем меньше ты прилагаешь к этому видимых усилий.
– Недостаточно хорошо, чтобы спасти некоторых бедняг, – ответил я.
– Это был самый смелый поступок из всех, что я видел, – донеслось из-за моей спины. Раненого полицейского уводила пара его товарищей. – Он просто встал здесь и полностью подчинил их своей воле, всю чертову кучу…
Его голос затих, добавив к моей героической репутации еще одну страницу, которая, как я знал, уже к завтрашнему утру облетит весь корабль.
– Необходимо будет провести расследование… – Кастин, все еще не в состоянии осмыслить всю чудовищность происшедшего, выглядела оглушенной. – Мы должны знать, кто это затеял, что случилось…
– И кто виноват? – вставил фразу остановившийся в дверях Броклау. Направление его взгляда ясно указывало, где, как он полагал, стоило искать виноватого.
У Кастин краска прилила к щекам.
– Я не сомневаюсь, что мы найдем виновного, – ответила она, легко, но различимо выделив окончание мужского рода.
Броклау не стал развивать пикировку.
– Мы все должны поблагодарить Императора за присутствие комиссара, – учтиво заметил он. – Я уверен, что мы можем положиться на его беспристрастное свидетельство, чтобы прояснить это недоразумение.
«Вот уж спасибо»,– подумал я. Но он был прав. И то, как я подошел к этому вопросу, в результате определило мое, общее с этим полком, будущее. Не говоря уже о том, что заставило меня в очередной раз побегать, спасая свою жизнь, и дало начало длинному и малоприятному сотрудничеству с ручными психопатами[3] Императора и привело к встрече с самой обворожительной женщиной в моей жизни.
Глава вторая
Доброе слово творит чудеса, а доброе слово палача – еще большие.
– То есть вы хотите сказать, – спросил я, катая в руках фарфоровую посудину, – что три человека мертвы, четырнадцать в лазарете и весьма симпатичная столовая разнесена в щепки из-за того, что вашим людям не понравились тарелки, на которых подали еду?
Было видно, как Броклау поерзал на стуле, принесенном Юргеном специально для этого совещания (я велел ему принести самые неудобные, какие только можно отыскать на корабле, ведь любая, даже самая незначительная мелочь способна помочь в утверждении собственной власти), но майор чувствовал себя неуютно не только из-за этого. Кастин в это время старалась сдержать смешок, который я намеревался скоро стереть с ее лица.
– Ну, это несколько преувеличено… – начал он.
– Но именно это и произошло, – едко перебила его Кастин.
Я взвесил тарелку на руке. Вещь была хорошего фарфора, тонкого и прочного, но почти единственная, что уцелела после драки в столовой. Герб 296-го полка рельефно выделялся в самом ее центре. Я обратил взгляд на планшет, лежащий у меня на столе, и демонстративно пролистал отчеты и свидетельства очевидцев, на сбор которых я потратил последнюю неделю.
– В соответствии с показаниями очевидца, которые сейчас передо мной, первый удар был нанесен капралом Беллой Требек. До слияния она была бойцом 296-го соединения. – Я вопросительно поднял бровь, обращаясь к Кастин: – Полковник желает прокомментировать?
– Ее определенно спровоцировали, – ответила она, внезапно потеряв усмешку, которая, казалось, на секунду повисла в воздухе, чтобы перелететь на лицо Броклау.
– Действительно, – я рассудительно кивнул, – сержант Тобиас Келп. Который, как здесь сказано, отшвырнул свою тарелку, заявив, что будет проклят, если поест с этого… – с деланной точностью воспроизвел цитату: – «Жеманного дамского чайного сервиза». Вы полагаете, что это разумное замечание, майор?
Усмешка исчезла на этот раз окончательно.
– Не слишком, нет, – ответил он, очевидно недоумевая, к чему же ведут мои вопросы. – Но мы все еще не знаем всех обстоятельств.
– Мне лично обстоятельства кажутся вполне прозрачными,– отрезал я.– Солдаты бывших Двести девяносто шестого и Триста первого всем сердцем и взаимно ненавидят друг друга с тех самых пор, как соединения были слиты в одно. В этих условиях поданный столовый прибор с полковым гербом Двести девяносто шестого непременно должен был быть расценен как оскорбление – самыми тупыми из военнослужащих Триста первого.
Броклау побагровел. Отлично, мне удалось его разозлить. Единственным путем выправить ситуацию были радикальные перемены, а они не пройдут, если я не сумею заставить старших офицеров прочувствовать их необходимость.
– Теперь требуется задать следующий вопрос, – спокойно продолжил я. – Кто оказался настолько глуп, чтобы приказать использовать именно этот столовый прибор?
Я на долю секунды адресовал Кастин едва ли не лучший из своих устрашающих комиссарских взглядов, прежде чем перекинуть его вправо и пригвоздить им сидящего там молодого офицера.
– Лейтенант Сулла, это ведь были вы, не так ли?
– Но это был день основания части! – парировала она. Это застало меня врасплох. Редко кто так отражал практически лучший из моих пристальных взглядов, но я скрыл удивление с легкостью, выработанной долгим опытом. – Мы всегда подаем гербовый фарфор в день основания. Это одна из тех традиций, которыми мы гордимся более всего!
– Была, – вставил Броклау с сардоническим хмыканьем. – Только если у вас не найдется клея, способного склеить традицию…
Обе женщины едва не взвились на дыбы. На секунду мне показалось, что придется разнимать драку в собственном кабинете.
– Майор, – сказал я, восстанавливая дисциплину. – Уверен, что у Триста первого тоже были традиции, связанные с днем основания.
Было несложно догадаться, что это так, ведь практически каждое соединение хоть как-то да праздновало день своего основания. Он кивнул, но тут до него дошло, что я использовал прошедшее время, и в его лице промелькнуло что-то удивительно похожее на дурное предчувствие. Я откинулся на стуле, который, в отличие от тех, на которых сидели они, был удивительно комфортным, и принял одобрительное выражение лица.
– Рад слышать. Подобные традиции важны. Это жизненно необходимая часть того войскового духа, на который мы опираемся, чтобы выигрывать битвы нашему Императору.
Кастин и Броклау осторожно кивнули, почти одновременно. Хорошо. По крайней мере, у них нашлось, в чем согласиться друг с другом. Но вот Сулла только злобно скривилась.
– Может, вы сумеете объяснить это Келпу и его амбалам? – спросила она.
Я терпеливо вздохнул, вытаскивая на поверхность стола лазерный пистолет. Офицеры посмотрели слегка расширившимися глазами. Выражение лица Броклау стало настороженным, Кастин с трудом подавила смятение, а у Суллы просто отвисла челюсть.
– Пожалуйста, лейтенант, не перебивайте,– мягко проговорил я. – В свое время все вы сможете высказаться.
Теперь в комнате повисло отчетливое напряжение. Конечно, я не собирался никого расстреливать, но то, что я собирался до них донести, вряд ли им сильно понравится, а перестраховаться никогда не вредно. Я улыбнулся, демонстрируя им, что безобиден, и они немного расслабились.
– И все же вы только что привели прекрасный пример в подтверждение моих слов. Пока обе половины полка думают о себе как об отдельных соединениях, боевой дух никогда не восстановится. И тогда для Императора вы будете пушечным мясом, а для меня – головной болью.
Я взял паузу ровно настолько, чтобы дать им переварить сказанное.
– Тут возражений нет, по крайней мере?
3
Не самое лестное и точное описание Святейшей Инквизиции Его Божественного Величества, надо сказать.