Чувство абсурдности происходящего, поначалу парализовавшее волю и разум писателя, с каждой выигранной минутой, напротив, придавало ему уверенности. В конце концов, это всего лишь его герои. Что они могут ему сделать? Он до сих пор жив и невредим, а значит...
- Толбот, ты хоть понимаешь, что такое смерть? - Лис говорил очень тихо, но последнее слово эхом отразившись от каменных стен, повторилось многократно и громогласно.
- Понимаю! - собравшись с духом он смело посмотрел в глаза мучителю. - Я потерял Пати! Я знаю, что такое смерть и хочу поведать другим. Пусть они содрогнутся, осознают бренность земных привязанностей и собственного существования. Пусть задумаются о смысле жизни хоть на миг. Разве не для этого мы творим?
- Сколько пафоса, - скривилась Лекси. - В принципе, конечно, для этого. Цель писателя сделать мир хоть немного лучше.
- Это ты так считаешь, - встрял Лис. - Истинная цель писателя — привлечь внимание к своей жалкой персоне и хоть как-то прикрыть пустоту существования заплатками выдуманного смысла.
- Между тем, - Лекси словно не слышала реплики товарища, - ты не достигнешь цели, используя ущербные средства. Наша смерть в середине книги глупа, неуместна, не обоснована, одним словом, притянута за уши. Это заметят не только читатели, но и критики. Скажут, что ты исписался и предложат уступить место более молодым и перспективным, тем у кого еще все впереди. Подумай, ты этого хочешь?
Проклятая девчонка, она словно видела его насквозь, знала все его тайные страхи. Будто не он ее придумал, а она — его.
- Вы меня убедили, - измученно пробормотал Толбот. - Я не стану вас убивать. Живите. Только отпустите меня.
- Вот и славно, - хищно улыбнулся Лис. - А это тебе на память, чтоб на своей шкуре узнал, каково это — умереть.
Толбот понял, что произойдет за секунду до того, как острие шпаги погрузилось в живую беззащитную плоть. Жуткая боль и смертельная тоска охватили его одновременно, и не ясно, что мучило сильнее. Может быть, ужасные слова Лекси доносившиеся издалека:
- А еще все убийцы обречены на вечные мучения. Помни об этом, Толбот. Вечные...
***
Он закричал и открыл глаза. Сердце глухо билось о грудную клетку. Где-то, чуть ниже солнечного сплетения тело жгла призрачная боль. Толбот вспотел, но при этом дрожал от холода. Или от ужаса.
За слипшимися от слез веками его ждала темная комната: вечно захламленная, пропитанная смесью запахов кофе и сигарет. Толбот никогда не питал нежной привязанности к своему жилищу, но сейчас был бесконечно рад, что находится здесь, а не где-то еще. Живой и почти невредимый. Если не считать душевного расстройства, вызывающего подобные сны.
Какое все-таки облегчение, что это был всего-навсего сон. До чего он докатился, если собственные герои являются ему во сне, чтоб шантажировать и убивать! Смерть Пати слишком сильно отразилась на его и без того хрупкой психике. Надо бы сходить к психотерапевту. Кошмары — это уже не шутки.
Хотя, если вдуматься, кошмары — это следствие богатого воображения. А куда писателю без него? Воображение надо всячески развивать, холить и лелеять, а не глушить таблетками и душеспасительными речами.
Лучший способ — выплескивать все на бумагу. Толбот не раз замечал, что стоит записать сцену, которая не дает покоя, как бурлящий гейзер превращается в пруд покрытый льдом. Эпизод, воплощенный в книге, перестает царить в мыслях, он исчезает, будто и не было. Надо поскорее убить Лекси и Лиса, тогда его отпустит. Убийство героев — лучшая терапия.
Только сначала надо хорошенько выспаться. И прогуляться. Может, даже заглянуть в любимое кафе. Одним словом, набраться сил и положительных эмоций. В конце концов, убивать лучше на свежую голову и в хорошем настроении.
***
- Ничего у нас не выйдет, - тоскливо протянула Лекси, терзая сорванный цветок. - Что бы мы ни делали, он лишь больше утверждается в желании убить нас.