УАЗ въезжает в квартал многоэтажной застройки, у патруля военной полиции снижает скорость, Проза успевает разглядеть на газоне двойной мемориал: один с красной звездочкой, второй – «жовто-блакитный».
– Это кому мемориал?
– Пограничникам.
Эта часть города уцелела. Ели без макушек, но стекла целые. Проза понимает, что город – точно не Северодонецк. Уж больно далеко они отъехали. Но карта на смартфоне «зависает».
– А белые наклейки на окнах – это что? – спрашивает он.
– Ну, тут две версии, – отвечает водитель. – Окна им наши уже поставили, может быть, это – просто наклейки продавца несодранные. Живут же в основном старики. Либо, я слышал, они иконки на стекла наклеивают, чтобы окна уцелели.
Из соседнего двора с шелестом бьет «Град». Проза оглядывается. Под каждым деревом, под каждым навесом, козырьком, в узких пролетах между домами – везде стоят военные машины: уазики, КамАЗы, одинокая «мотолыга». Ни танков, ни БМП, ни БТР не видно. Вероятно, фронт далеко, серьезная техника там. Но раз «Град» бьет, значит, не так уж и далеко. Несколько бойцов курят у закрытого киоска, на шлейфы реактивных снарядов в небе не реагируют, а командирский уазик провожают внимательным взглядом.
Водитель паркует УАЗ под ивой, сдает задом поперек тротуара, привычно мнет колесами выдавленные бордюры. Дальше они идут пешком, заворачивают за угол во двор пятиэтажки. Над головой чуть выше крыш проносится пара вертолетов. Проза не успевает определить модель, он рассматривает местных жителей. Молодая семейная пара неспешно катит коляску по двору. Ни на «Грады», ни на вертолеты они внимания не обращают. Ребенку же надо поспать на свежем воздухе! Отец погружен в свои мысли и смотрит в землю, мать – взъерошенная блондинка с непокрытой головой – испуганно глядит на Прозу и водителя. Два здоровенных мужика с оружием – мало ли чего? И разворачивает коляску в противоположную сторону. Быстрым шагом местные жители покидают двор до того, как водитель доводит Прозу до нужного подъезда. Вход в подвал – под козырьком, минутное замешательство, железная дверь открывается.
– Привез Прозу к Аляске, – сообщает водитель часовому, тот сторонится. Рядом на стене экран камеры наружного наблюдения.
– О, Владимирыч! – Замполит Пустельга вскакивает из-за столика и обнимается с Прозой. – Привет! Книжку написал?
– Ага. – Проза жмет ему руку.
Глава 3
Но песню про Одессу споем?
В этом подвальном помещении с часовым, кроме стола и четырех стульев, нет ничего, проход в следующий подвальный отсек прикрыт зеленым пологом. Там – передовой пункт управления полка – ППУ.
– Андрей Владимирович! С прибытием! – Аляска выходит из-за стола, здоровается и обнимается с Прозой. Свежевымытые редкие волосы командира полка, зачесанные назад, пахнут одеколоном.
Проза не помещается на ППУ и, чтобы не упираться макушкой в покрытый бетонной пылью потолок, склоняет голову то к одному плечу, то к другому.
– Да садитесь уже! – Аляска замечает мучения гостя и указывает на стул.
У командира полка звонит телефон, и, наругавшись, он заявляет:
– С умными могу, с дураками могу! С суками – не могу! – и возобновляет беседу с писателем с того места, где она прервалась полгода назад: – Никто меня не убедит: командир взвода и командир роты важнее комбата!
– Но у батальона хозяйство, – напоминает Проза.
– На передке все держится на командире взвода. Он бойца своего видит, знает. Один укрылся и спит, ни черта не видит и не знает. Трясешь его – «снайпер мешает». Раз тебя снайпер видит, так, значит, и твой снайпер его видит. А другой в той же ситуации активничает. Выползи, осмотрись, «эрпэгэшкой» туда – проверь. Всё – люди! Командир должен бой видеть! Должен знать: где нагнуть, где наорать, где хрен забить, где самому сделать, где перепоручить.
Новый звонок прерывает беседу, Аляска слушает и коротко отвечает:
– Танковые и Д—30 более-менее, АГС и РДГ – дефицит. Ищите! Обнимаю.
Положив трубку, продолжает:
– Почему, если хохол вечером встал, утром там уже опорник? Почему, если в опорнике хоть один хохол остался, ты туда не зайдешь? Всё – люди!
– Это вы про нехватку снарядов сейчас говорили? – Проза прерывает монолог командира полка.
– Ну, снарядов не может быть много, – Аляска разводит руками и улыбается, – извиняюсь, что вы меня сейчас перебили.
– А что изменилось с осени? На войне?