Дергачев оживился:
— Семейные тоже всякие бывают. Насмотрелся я на Теньке, живут, как, на вокзале. Тоже мне, семья. Зайдешь к ним — самодельная кровать, доски вместо пружин, стол из ящиков и сидят на ящиках. При на-шей-то зарплате! А зачем, говорят, покупать, деньги тратить. Живем временно. А «временно» у них на двенадцать лет растянулось. И никуда они еще лет пятнадцать не поедут. Ни семье уюта, ни людям привета.
Моторист покрутился на сиденье и громко сказал:
— Зато сберкнижка пухнет!.. Тут я согласен с вами. Человек, он ведь как устроен, если, конечно, не псих от рождения? Нормальный наверняка будет на одном месте обживаться. А здесь, на Теньке, мы сами ломаем, корежим человеческое нутро.
— Что-то не понял тебя, — усмехнулся Жарченко, — мудрено изъясняешься.
— А чего понимать! Вот хлынули теперь к нам договорники по оргнабору. Едут на три года. Приехал — один. Жилья — тю-тю! Нету! Семью не вызовешь. Вот и болтайся как пробка. Общежитие. Столовка. У кого душа покрепче, тот обязательно взвоет и к семье своей тиканет. А кто с дырявой душонкой — у того всю хорошую закваску через щели быстренько выдует. Приживется бобылем. Такому семья в тягость.
— Мог бы покороче, однако дело говоришь, — Жарченко стукнул кулаком по коленке моториста. — Как ни крутись, а пришло время Колыму обживать семьями. Чтобы люди здесь постоянными жителями были. Только вопрос — поедут ли сюда, на край земли, семьями?
— Я вам случай расскажу один, — заговорил ободренный моторист. — Объявились у нас как-то три договорника. Два тракториста, третий — не поймешь кто. Кулаком в грудь: на все руки, говорит, мастер! Правда, нигде толком себя не показал, но парень старательный. Те двое пару месяцев держались, пили в меру, счет выпитому имели. А потом покатились! Серов сгорел, до белой горячки допился. Второй — исчез куда-то. И Ваську, «мастера на все руки», стали к спиртяге прилаживать. Кто знает, чем бы дело кончилось, только объявилась у нас в поселке его жена.
— Жена? А кто вызов оформлял? — удивился директор.
— В том-то вся закуска, — улыбаясь, продолжал моторист, — что приехала она без вызова и Ваську своего даже не известила. И денег на дорогу у него не просила. Только примчалась она на попутной машине прямиком из Магадана. Две девочки с ней. Я сам сначала удивился, а посмотрел на нее, баба, должен вам заявить, под руку не попадайся. Ваську своего в баранку согнула. Собрали они все, что в поселке плохо лежало: доски, ящики из-под аммонита. Сбили-сколотили себе хибарку. И зажили — не затужили. И Ваську не узнать, на экскаваторе вкалывает. Вот что значит семья!
Жарченко положил руку на плечо Дергачева, повернул к себе.
— Сделаем дело на Бойце, вернешься на базу — махни-ка по всем брошенным поселкам, где раньше прииски были. Подбери дома покрепче. Разберем и перевезем к нам. Добротное жилье можно из такого материала построить.
— А деньги? А люди? На промывке песков не хватает.
— С деньгами решим. Пока начнем по времянке, а будут дома готовы — дадут целевым назначением. Никуда не денутся, разбирать не заставят.
Опять денежный начет у Тургеева на балансовой по итогам года заработаем.
— Ничего. На бублик с дыркой останется. Или ты тоже навострился сберкнижку заиметь?
— Дурацкая ситуация бесит. За доброе дело людям карманом своим приходится расплачиваться.
— Что поделаешь?! Сие нам не подвластно. Будем исходить из того, что есть. Сложнее вопрос с людьми. Тут, — Жарченко встрепенулся, быстро заговорил, — есть у меня мыслишка. Давай попробуем установить для всех новичков, что едут к нам по договору испытательный срок. Хочешь работать на золоте — потрудись на стройке месяца три. Себя прояви, мы присмотримся. Старательный мужик — садись на бульдозер или на промприбор. Лодырь от рождения — поворот тебе от золотых ворот. Подожди, подожди! Ты не мотай головой; давай оба хорошенько подумаем.
К середине дня за очередным поворотом, показалась широкая отмель. Катер прижался к правому берегу, затем сделал широкий разворот и осторожно подошел к устью.
Пеньковского они нашли на берегу ключа рядом с шурфом, вырытым у самого склона сопки. Вместе с рабочими он промывал пробы из кучек песка, выложенных вокруг шурфа в той последовательности, как они извлекались из него. Жарченко еще издали увидел длинную костлявую фигуру геолога, услышал его громкий голос с характерной хрипотцой: