— Не бойся! Не бойся лотка. Увереннее держи. Вот так! Смотри, не смахни шлих с остатком воды. Теперь водички пригоршней плесни еще разок. Ну вот и он, драгоценный металл!
Голос Пеньковского звучал весело и даже озорно, что бывало крайне редко. Жарченко понял — старый геолог напал на золото. Увидев директора и сопровождающих его, Пеньковский с трудом, но достаточно быстро поднялся и, слегка прихрамывая на правую ногу, поспешил им навстречу.
— Сюда, Петр Савельевич! Я поведу вас вон к тем шурфам. Закончили вторую линию. Дошли до самой сопки.
— Я, грешным делом, подумал, что ты на сопку решил взобраться.
— Эх, Петр Савельевич, дорогой мой горняк! — Пеньковский весело посмотрел на Жарченко. — Мы всю свою жизнь искали месторождения, которые выходят на поверхность, — то, что можно было зачерпнуть лотком. Пришло время залезать поглубже.
Пеньковский преобразился. Ничто не напоминало недавнего желчного, раздражительного старика. Лицо его, сухое, с коричнево-серой кожей, огрубевшей от солнца, ветра и холодной воды, искусанное комарами, светилось счастливой улыбкой.
«И ничегошеньки ему сейчас в жизни больше не надо, — подумал Жарченко с легкой завистью, невольно любуясь одухотворенным лицом геолога. — Сегодня он у цели. И он счастлив. Был ли ты, Жарченко, хоть раз таким — от сознания исполненного долга?»
— А вы уже и зама своего привезли. Должно быть, следом жди бригаду горнячков?
— Куда же деваться, времени в обрез, Вадим Донатович.
— Ох и чутье у вас на золото!
— Интересное дело! Он зацепил в устье ключа пробу, о которой я даже мечтать не смел, а чутье, оказывается, — у меня!
Приподнятое радостное настроение передалось и Жарченко.
— Дело не в пробе. И не такие пробы мы с вами держали в руках. А золото потом — тю-тю, как сквозь землю. А вот вас каким-то магнитом к большому золоту тянет, это точно!
— Издеваетесь, Вадим Донатович, — ему почему-то впервые стало стыдно называть его на «ты». Он осмотрелся вокруг. — Скажите-ка лучше, почему карты об этом золоте молчат? Не помню, кто здесь вел поиски?
— Тимофеев Севастьян Иннокентьевич.
— Опытный поисковик. У него такое золото не прошмыгнет.
Пеньковский развернул бумажный пакетик. Жарченко посмотрел и ахнул.
— Мать честная! Сколько же промывок?
— Одна, сударь мой! Всего-навсего один лоточек.
— Не шутите, Вадим Донатович. У меня даже под сердцем кольнуло. Давненько не держал я на ладони такое золото. Не томите душу. Покажите, где брали пробу.
Пеньковский бодро вышагивал впереди. Жарченко старался не отставать, слушая его рассказ.
— Думаю, все это объясняется до смешного просто. Должно быть, одну из проб Тимофеев брал в устье бокового ручейка. И там было пусто. Ну он, видимо, торопился, полевой сезон давно закончился, пора было возвращаться на базу, а он еще не закончил маршрут. И, наверное, я так полагаю, ему некогда было осмотреться. Хотя мы, геологи-поисковики, зачастую делаем это непроизвольно. Автоматически, если хотите. А тут что-то у него не сработало. Рядом скала. Так вот, за этой скалой, что отгораживает ручей, на прижиме я набрал породу и… Как в сказке. Один лоток. Первый же!
— Случайность — неизбежный спутник геолога. Ах, Тимофеев! Не повезло тебе в этой долине.
— Кстати, вы знаете, где он сейчас? — поинтересовался Пеньковский.
— Знаю. В Ленинграде. Профессор. Встретишь на улице, должно, и шляпу не снимет.
— Не скажите! Такие не зазнаются. Геолог чистейшей воды! Какие были люди в те времена! Новое поколение геологов, к великому моему сожалению, неоднородно, практицизм, расчет во всем. Шагу не сделают, чтобы прежде не подсчитать, а что они получат. Большие запросы, когда касается их личности.
И вместе с тем тупое равнодушие к делу. Что это? Издержки воспитания? Так громко стали кричать «ура», что не слышим и не видим, как чистую воду покрывает болотная тина?
— А Татьяна Скворцова? Она ведь у вас работает?
Пеньковский рассмеялся.
— Знаю, знаю о вашей встрече. Она, конечно, — приятное исключение. Однако я не хотел бы быть ее отцом. Никаких авторитетов! Немыслимое упрямство! И все-таки в ней что-то привлекает. И прежде всего, жадный ум. Да, именно жадный. Какая-то ненасытность. Хватает все без разбору, что встречает на своем пути. Порой кажется, что она и сама не знает, чего хочет.
— Все мы прошли через это, — улыбнулся Жарченко. — Удел молодости. Чистая душа. Чистое сердце. Вчера еще мир детских грез. А сегодня оказывается и то не так, и это не этак. Пока поймешь, где твоя стежка-дорожка, столько дров наломаешь, столько земли зазря перелопатишь!