— Райкому партии, Петр Савельевич, непонятно ваше упрямство, я имею в виду настойчивый отказ принять от Лисянского месторождение в долине речки Обо.
Жарченко нахмурился: тарковская манера! Сразу за грудки! Он понимал всю бесполезность разговора, ко ему не хотелось ставить в неловкое положение Молодого секретаря райкома, потому решил отыграться на начальнике экспедиции. Директор еще раз взглянул на дряблое, с большими мешками под глазами лицо Лисянского: «Тяжела, дружочек, слава первооткрывателя золотой Теньки. Ишь сколько нежного обожания к самому себе! А ведь знаешь сам, что пустые вагонетки выдаешь на-гора, разведчик недр таежных, и водочку с горя стал употреблять сверх меры. Давненько лицо твое комарики не кусывали».
— Я слушаю вас, Петр Савельевич, — Дубовцев пристукнул карандашами, зажатыми в кулаке.
— Извините, Виталий Федорович, — Жарченко перевел откровенно насмешливый взгляд с геолога на плоское невыразительное лицо второго секретаря. — Вам об этом сказал Бронислав Владимирович?
— Да, он.
Жарченко почувствовал, как остро кольнуло в пуском желудке. Взял графин, налил полный стакан — жгло, дыму наглотался — не спеша выпил, надел стакан на пробку графина.
— На ключе Эльгенья, это правый приток Обо, уже проложена линия электропередачи, и я готов сегодня зарезать там шахту. Об этом Бронислав Владимирович, должно быть, не успел вам сказать.
— Перестань, — небрежно отмахнулся Лисянский. — Ты отлично знаешь, о чем идет сегодня речь.
— Я сожалею, что вы, — Жарченко старательно подчеркнул «вы», хотя давно уже был с Лисянским на «ты», — да, сожалею, что вы не сказали об этом Виталию Федоровичу. Тогда бы он не поставил вопрос в такой категоричной форме;
— Бот вам, Виталий Федорович, и весь директор! — воскликнул Лисянский и развел руками. — Жарченко есть Жарченко.
— В чем же все-таки дело? — обратился Дубовцев к Лисянскому.
— Дело в том, что в долине Обо мы разведали четыре месторождения. Жарченко это знает отлично, но отказывается брать весь узел и предлагает передать ему лишь одно месторождение в устье ключа Светлый.
Теплая вода тяжело давила на желудок. Жарченко с трудом проглотил горькую слюну. В груди знакомо колыхнулась злость на геолога. Он же признанный авторитет в геологии, участвовал в научном обосновании золотоносности на Теньке! Почему же теперь заботится только о своей непогрешимости?
— Как видите, Виталий Федорович, Лисянский подтверждает, что я не отказываюсь принимать месторождение на Светлом.
— По частям я не дам! — Лисянский поперхнулся. — Что за дикая практика у горняков. Вы отлично знаете, что сегодня найти россыпь с трехграммовым содержанием в сто раз труднее, — чем тридцатиграммовую двадцать лет назад. И в этих условиях мы нашли россыпь, разведали. Вот она, берите! Так нет, они, как на нижегородской ярмарке! Вот этот кусочек мы возьмем, а остальное нам не надо.
— Договаривайте до конца, товарищ геолог! Вы подсчитали весь узел по нужной категории, а буровые разведочные линии шурфами не заверили. И в такой виде собираетесь всучить мне? — Жарченко повернулся к Дубовцеву — Теперь вы понимаете, какой гвоздь без шляпки хочет он забить. Балансовые запасы прииска засорены. Бы отлично знаете, что в горном управлении лежат материалы на списание семи тонн металла. Вот оно где, ваше качества разведки, уважаемый начальник экспедиции! Мы возьмем, подержим на балансе, а окажется, что мыть нельзя, — списывать будем.
— Чушь! Тысячу раз мы, геологи, доказывали, что вы, горняки, отвратительно отрабатываете месторождения, Сколько теряете в шахтах!
— Короче, — Дубовцев нервничал, — чего ты хочешь, Жарченко?
— Я? При чем тут я? Все горняки хотят одного — чтобы геологи экспедиции засучили рукава и бегом, да в поте лица — на поиски россыпей. Сегодня нужны россыпи, а не сказочное рудное золото.
— Ты границ не знаешь, директор! — Лисянский вдавил массивное тело в спинку стула, раздался треск.
— Слишком много стали брать на себя, товарищ Жарченко! — возмутился Дубовцев. — Определять направление, характер, цель геологоразведочных работ экспедиции — кто вам дал на это право?
— И вы, второй секретарь, об этом спрашиваете? — Жарченко двинул приставной столик, прижав его к выпуклому животу Лисянского, вскочил, выхватил из внутреннего кармана брезентовой куртки красную книжечку. — Вот кто Дал мне на это право! Моя партийная совесть, о которой кое-кто здесь стал забывать! — Жарченко задохнулся, взял графин и стал пить прямо из горлышка. — Я трижды открывал на Теньке новые прииски, и не хочу этими же руками закрыть последний прииск в районе, а с вашей прытью этого недолго ждать придется. Мне надоело работать в подвешенном состоянии и держать в таком же идиотском положении сотни людей. Они едут в тайгу на три года по договору, а мы обязаны закрепить их здесь навечно. Чтобы они не валялись в бараках бобылями, а жили семьями. И сделать это не решением, которое только на бумаге останется, а…