В прибрежной лощинке командование полка обдумывало план переправы. Терентьич предложил форсировать реку на рассвете, прикрывшись огнем наших орудий.
— А по-моему, нужно продолжать искать брод и переправиться ночью, — сказал комиссар.
Конечно же, были у комиссара и фамилия, и имя, но почти все в полку, начиная с Терентьича, звали его «комиссар». Вспомнил Терентьич свою первую встречу с ним весной прошлого года. В памяти мелькнули чахлые акации уездного городка, где в синем домишке какого-то сбежавшего чиновника лежал тогда Терентьич, подрезанный сыпняком. За окном качались душистые белые кисти, падали на подоконник, наполняя комнату запахом ранней весны. Однажды вместе с вечерними сумерками, приветливо улыбаясь, в комнату вошел человек.
Потом прошла неделя, началась вторая, а человек все был в комнате, спал рядом с ним — с Терентьичем — на сундуке, по ночам тревожно просыпаясь, менял больному компрессы. «Что ж это ко мне бойца послали для ухода, — обиженно думал командир полка, посматривая на незнакомца, — или им в полку уже делать нечего?»
Бред и действительность причудливо сплетались в горячечном сознании больного. Терентьичу казалось, что он ведет в атаку полк на пулеметы неприятеля. А когда приходил в себя, все тот же незнакомец склонялся над ним, менял компрессы.
— Трудно мне, — задыхаясь, жаловался больной.
— Ничего, — говорил незнакомец, — вдвоем нам легче будет, вот только поправься.
И Терентьич поправился и узнал, что выходил его новый комиссар полка.
Вдвоем им действительно стало намного легче нести боевую тяжесть атак, походов, рейдов.
…Совещание кончилось. Решили поискать брод и ночью форсировать реку.
Командиры встали, чуть слышно стукнув оружием, направились в расположение полка. Конники лежали на траве вповалку и в одиночку.
— Заставы и дозоры выслал? — спросил комиссар Терентьича.
— Конечно, еще с вечера.
У знамени остановились. Комиссар предложил:
— Ну, ты, Терентьич, отдыхай до полночи, а с полночи — я.
— Так с полночи же выступаем?..
— Ничего, ничего. Ложись, поспи хоть немного…
Командир влез в тачанку, зарылся в бурку и сразу уснул, словно с головой окунулся в черную теплую воду.
Комиссар постоял, вышел на дорогу, ведущую к реке, и остановился в раздумье: на дороге показалось несколько конников. Отрывистые голоса всадников глушил дальний рокот артиллерии.
«Может, разведка?» — подумал комиссар, идя им навстречу.
— Кто едет? — спросил он.
— А ты кто? — не узнавая его, отозвались бойцы.
— Я спрашиваю — кто едет? — повторил он настойчивей.
— Обознались, товарищ комиссар. Мы к вам.
Комиссар заметил — между лошадьми стоял высокий старик с длинной белой бородой.
— Вот, деда ведем, хочет нам брод указать. Тридцать пять лет здесь живу, знаю переправу, могу провести, — сказал старик.
— А ты кто такой?
— Я еврей, сапожник.
— Та-а-ак, — раздумчиво сказал комиссар. — Что ж, айда к командиру!
У тачанки остановились. Терентьич богатырски храпел под буркой. Комиссар осторожно окликнул.
— Что такое? — стряхивая сон, отозвался Терентьич.
— Вот отец брод знает…
— Брод? Это хорошо… — сбрасывая с тачанки ноги и поеживаясь от холода, сказал Терентьич.
— Я, пане начальник, знаю брод тайный, его мало кто знает, он вниз по течению, километров шесть.
Командир испытующе вгляделся в библейское лицо старика, произнес:
— Это верно, отец?
— Знаю, пане, знаю, — твердо сказал старик.
— Если действительно хочешь помочь нам, то помни — революция твоей услуги не забудет.
— Сделаю, пане начальник, все сделаю.
— Ну, как? — спросил Терентьич комиссара.
— По-моему, этот не подведет.
Глава 4
Полк к переправе шел молча, сдерживая лошадей. Левобережье тонуло во тьме, и безмолвная темнота его казалась особенно подозрительной.
У развилки дорог встретили чей-то обоз. С передней подводы спрыгнул парень, подбежал к Терентьичу, закричал радостно:
— Товарищ комполка.
Командир в недоумении остановил лошадь:
— Тише, черт. Кто такой?
— Это я, Дениска Чуб. Разведчик вашего полка!
— Откуда ж ты взялся?
— Был ранен, отлежался и вот опять в полк.
Даже в темноте Терентьичу была видна улыбка Дениски — такая светлая, такая широкая.
— Ну скажи Буркину, чтоб тебе коня дал.