Утром в полк приехал товарищ Гай.
Прошел слух, что командир корпуса по дороге сам разогнал польский конный разъезд, встретившийся ему на пути.
— Нашего товарища Гая не стреножишь!
— Это что, а вот в девятнадцатом, когда у нас был отряд человек в триста, что он выделывал!..
Гай вышел из пыльного автомобиля, усталый, словно постаревший. Но все те же черные улыбчивые глаза и твердый, крепкий подбородок делали лицо его родным и близким. Терентьич отдал рапорт. Гай крепко пожал его жилистую ладонь.
— Здравствуйте, товарищи! — приветствовал он полк. «Бравый командир», — решил Дениска, вместе с бойцами дружно крича «ура».
На совещании в штабе полка никто из бойцов не был, но не успел еще Гай уехать, как все уже знали, какие невеселые новости привез командир корпуса. И снова вспомнил Дениска мрачные слова ездового. Оторвавшимся от своих тылов полкам грозила смертельная опасность.
Где-то северней белополяки прорвали фронт, и Красная Армия быстро откатывалась назад. С каждым часом разрыв между корпусом Гая и основными силами фронта становился все шире и шире. Придется с боем, почти без снарядов и патронов, пробиваться сквозь свежие дивизии врага, мечтающего окружить корпус Гая, прижать его к немецкой границе, взять в плен или уничтожить.
Что и говорить — вести были не из радостных, но ни один конник в полку не сомневался: «На товарища Гая положиться можно — этот и проведет и выведет!»
Гай, кончив совещаться с командирами, подсел к бойцам покурить кубанского станичного самосада.
— А ты помнишь, товарищ Гай, как нас загнали в камыш на Маныче? Вот жара была!
— Как же, помню, — посмеивается Гай, — лихорадило нас после этого с неделю.
— Да, трясозуба выбивали!
— Карпенко тогда от лихорадки все водкой лечился. Лихой казак был — лихорадку и ту повернул себе на пользу!
— Обманули нас тогда, товарищ корпусной, с фланга зашли…
— Ну так и мы с ними поквитались: мы от них без штанов выскочили, а они от нас — совсем голышом!
Подошел Терентьич. Гай стал прощаться:
— Жаль от тебя уезжать, Осип Терентьич, — улыбаясь, проговорил Гай, — уж больно много здесь славных товарищей по старым походам! Хорошие ребята, сжился, сроднился с ними…
Чуть ли не весь полк провожал его до автомобиля…
Вечером артиллерия противника обстреляла полк. Сотни быстро поседлали коней и начали отходить. Шли всю ночь, а на рассвете внезапно завиднелась Млава. Станция ярко белела в прозелени садов. По полотну железной дороги непрерывно курсировали два неприятельских броневика. Полк спешился, лошадей отдали коноводам и, прячась в траве, подошли как можно ближе к железной дороге. По сигналу бросились в атаку.
Броневики подняли хоботы орудий. Черные пасти задымились, выбросили снаряды. Из городка бежала польская пехота, залегая на железнодорожной насыпи. Забили пулеметы.
Жмет потертую ногу сапог. Колосок кривится от боли, бежит, пригибаясь к житу, рядом с товарищем. Густые польские цепи зеленеют на насыпи. Нет, мешает проклятый сапог. Колосок начинает отставать от уходящей вдаль цепи.
«Скину и догоню, — решает он. Уперся рукой в носок, скинул сапог. — Ах, хорошо!..»
Бежать стало легко, но щекотно. А товарищи уже мелькали далеко впереди.
Бьет полковая артиллерия, взрывая снарядами железнодорожное полотно. Бьют вражеские броневики. Лопаются над головой — снаряды, беловатыми пушистыми облачками разбрасывают осколки, а Колосок все бежит, догоняя товарищей, прихрамывая на босую ногу.
— Воды б испить, — шепчет он пересохшим языком.
Расплавленный круг солнца вынырнул из-за горизонта. Спешенные конники, по пояс во ржи, бегут к полотну, к зияющим пастям орудий… Вот уже близко и полотно. Видит Колосок, как оторвался от цепи боец, сжимает ладонью бок. Сквозь прорванную рубаху меж пальцев сочится кровь.
— О-о-х-х… не могу… братцы, — стонет он, падая у дороги.
Стригут пулеметы равнину, но уже близко насыпь с заслоном бронированных стальных туш, низко опустивших хоботы. Солдаты выскакивают из бронепоездов, трусливо бегут к полотну. Рука офицера с револьвером поднимается, досылая патрон. Солдат падает у его ног.
Слева по насыпи, отстреливаясь, бегут поляки, сбитые нашими с фланга.
Под ногами шуршит тонкий песок железнодорожной насыпи. Колосок взбегает вверх — прямо на броневик. Вскинул винтовку, на мушке качнулась фуражка с поблескивающим орлом, и в следующий миг офицер рухнул с подножки. Бойцы вскочили в пустой, душный, пахнущий порохом, обшитый сталью вагон.
— Сюда, ребята! — крикнул передний. — Здесь один поляк задержался.