— Порядок, Дениска, порядок, — усмехнулся Колосок.
Из пакгауза вышла группа портовых рабочих. Перед цепью полицейских остановилась. Крайний грузчик, незаметно пройдя мимо зазевавшегося полицейского, перескочил через шпалы, подбежал к вагонам. Встревоженные полицейские опрометью бросились вперед, стараясь схватить рабочего. Он обернулся, протянув длинные узловатые руки. Подбежавший сзади полицейский вдруг поднял палку и ударил грузчика по голове. Грузчик согнулся, будто выбирая место для падения, неожиданно выпрямился и с размаху хватил кулаком полицейского.
— Бей их, гадов!
— Давай, давай, братцы, — кричали бойцы, и старшие с трудом удерживали их в вагонах. Рабочие, разрывая цепь, бросились к поезду, окружили полицейских.
Паровоз, грохоча, рванулся с места, но долго еще бойцы слушали, как ухает порт голосами дерущихся докеров.
Вышли за город, мелькнули белые шоссейные ленты дорог, обсаженные деревьями, а по другую сторону закипело море, гневное, Балтийское.
Вечером поезд остановился в приморском городке. На рейде качался двухбортный товаро-пассажирский пароход «Гамбург».
Выгрузились из вагонов. В портовой столовой полк накормили морковным супом. Торопливо повели на посадку.
Отчалили. В трюме, где разместили бойцов, было душно, но выходить на палубу запрещалось. Наверху ходил часовой, гулко громыхая коваными сапогами. Проплыли мол. Открылось бескрайнее, вздыхающее море. Пароход закачало сильней. В иллюминаторы били пенистые волны.
Побледневший Колосок, облокотившись на седло, закрыл глаза, докуривал папиросу.
— Спишь, что-ль, Миша? — допытывался Дениска.
— Нет. Что-то, плохо…
Дениска встал, шатаясь, дошел до лестницы, ведущей на палубу, ухватился за перила. Часового не было видно. Дениска взбежал по лестнице, потом крикнул вниз, в трюм:
— Вылазь, ребята! Выходи на воздух!
На палубе было прохладней, дышалось легче. Но море ходило ходуном, и в этот день немало бойцов узнало, что такое морская болезнь.
Лишь к вечеру полегчало. Дениска спустился в трюм, отыскал измученного Колоска, лежавшего на нарах.
— Эх, как тебя свернуло! Вставай, Миша! Пойдем со мной на лестницу, там веселей.
— Не могу, — Колосок беспомощно приподнял голову и вновь уронил ее.
Дениска, обхватив друга, выволок его на палубу.
— Вот тут, Миша, и сядем.
Обдуваемый ветерком, Колосок постепенно стал приходить в себя. На горизонте показались далекие берега. Дениска и Колосок жадно ловили глазами землю.
— Эх, в степь бы теперь.
— Да, Колосок, в нашу, раздольную!
Прошел матрос, раскидывая руками.
— Что это там за берег, камрад?
Матрос непонимающе взглянул на бойцов, но потом, посмотрев, куда протянута рука, улыбнулся:
— Познань.
— Понимаем, товарищ, это слово для нас очень даже понятное, — непривычно многословно ответил Дениска. Он вспомнил познанского стрелка, спасшего ему жизнь, и вновь стал рассказывать Колоску о неведомом познанском друге.
Быстро темнело. В волнах переливались спящие звезды, ныряли в глубину.
Ночью стали на якорь. За бортом глухо рокотало море. Трещала обшивка, в трюме был слышен каждый удар волны.
С моря несло пронизывающим соленым ветром. Дениска достал узелок с вещами, вынул подаренный пиджак, надел.
— Ну, вот и пригодился! — раздвинул плечи. — В спине узковат, а так — хорош.
Вышел на палубу, прошелся, разминая руками смятые бока пиджака, любовно ощупывая пуговицы. Крепкие.
На рассвете пароход вновь тронулся, бороздя носом успокоенное море. За кормой текла кружевная, расшитая белыми узорами голубая лента, за пароходом летели стаи чаек. Навстречу, волоча за собой ленту дыма, к берегам оставленной Познани прошел пароход, и Дениска послал с ним мысленный привет родине неведомого друга.
В полдень зашли в какой-то порт. Долго дожидались, пока из города прибудет охрана. Она явилась на грузовиках, вооруженная винтовками. Бросили сходни.
Шли по земле, а она уходила из-под ног, покачиваясь, словно палуба. Повели куда-то на окраину города, торопливо подгоняя отстающих. На станции снова погрузили в вагоны по сорок человек. Начальник станции кричал на кондукторов. Рядом с ним стояла девочка лет десяти, раздавливая пальцами лепестки поздней увядающей гвоздики.
— Старается начальник…
— Этот не задержит!
Поезд тронулся. В открытых дверях мелькнул начальник станции. Правой рукой он гладил головку девочки, левой вытирал вспотевший лоб.
— Долго возят — путь забудем. Обратно дороги не найдем, — невесело пошутил Колосок.