Торопливо глотал рельсы паровоз, отбрасывая назад станционные будки, переезды, вокзалы. Ветер посвистывал в щели плохо сшитых досок, нагонял тоску. Песен бойцы уже не пели, гадали — куда везут? когда привезут?
— К вечеру, должно быть, приедем, — решил кто-то.
— Непременно, — согласились все.
Но пришел золотистый вечер, а поезд все рвал километры, будя перестуками колес уснувшую степь.
— Значит, ночью, — сказал кто-то.
И снова с ним согласились:
— Конечно, непременно.
— Ложись спать, ребята!
Но сна не было. Хотелось есть, пить. Думали о далекой России. Томительно ждали рассвета. Он вполз в вагоны — сырой, продрогший, не предвещая ничего хорошего. По-прежнему поезд считал километры, окутывал дымом вагоны. Никто уже больше не гадал о конце пути.
Вдруг поезд остановился. Бойцы всполошенно бросились к дверям:
— В чем дело?
— Стой, приехали!
— Товарищи, выгружайтесь!
На перроне, в просвете двери, увидели комиссара.
— Товарищ комиссар, здравствуй! — радостно кричали бойцы.
— Здравствуйте, товарищи!
— Почему вас не было видно? — стараясь перекричать гул, спросил Дениска.
— Я болел. А теперь мне на смену Терентьич занемог.
— Терентьич?
— Ребята, комполка болен.
Толпа человек в двадцать направилась к вагону комсостава.
— Нам командира полка… — обратились бойцы к немецкому чиновнику. Немец еще не успел разобраться, в чем дело, как сам Терентьич уже показался в дверях.
— Здравствуйте, друзья!
— Товарищ командир, — произнес передний, — все бойцы вам желают поскорей поправиться. Так что выздоравливайте, мы ждем.
— Ур-ра! — гаркнули ребята. Терентьич улыбался, тронутый заботой.
— Передайте бойцам, что я с ними до самой смерти.
…Полк выгрузился. К станции подъехал полковник Зильберт — комендант лагеря Цербст. Он, пыхтя, сошел с пролетки. Осмотрел полк, самодовольно кашлянул, бросил небрежно пару замечаний переводчику, хлопнулся в пролетку и укатил.
Полк погнали окраиной города, минуя центр. От вокзала в лагерь вела белая шоссейная дорога, обсаженная деревьями. Ветер срывал листья, сгонял их в кучу. На окраине города высилась одетая хмелем красная стена старинного замка.
— Товарищ, — обратился Дениска к шествовавшему рядом переводчику, — это что же, ваш царек тут жил?
— Нет, ваша царица!
«Обиделся», — подумал Дениска.
Но переводчик улыбнулся, пояснил:
— Была такая царица, Екатерина Вторая, она родилась в этом замке, потому и звалась — принцесса Цербстская!
— Ага, теперь понимаю, извиняйте, что ошибся.
Переводчик был молод, на щеках его буйно вились задорные бачки. Он охотно болтал с бойцами и глядел на них с нескрываемым любопытством. Бойцам все казалось в этот день смешным и благожелательным. Впереди завиднелась придорожная пивная. На вывеске, побитой дождями и ветром, была нарисована кружка величиной с ведро, наполненная пенящимся пивом, в кружку полз рак с одной огромной клешней.
— Ребята, пиво, раки!
Со смехом и шутками дошли до лагеря. Он был в степи, в четырех километрах от города. Голые бурые бараки, расположенные правильным квадратом, темнели в глубине пустыря, обнесенного колючей проволокой.
— Знаешь, Дениска, — сказал Колосок, — что-то не нравятся мне эти бараки. Попахивают они тюрьмой, а не домом.
Ветер рванул из-под ног пыль, покружил желтое облако листьев. Лег за спиной город, прикрытый древней стеной замка.
Подошли к воротам лагеря. Проволочные заграждения в два ряда, вышиной в три метра, встретили полк. По углам — на башенках — пулеметы.
Унтер-офицер, немец, отсчитав сорок человек, повел их по гладкой грунтовой, протоптанной дорожке.
— Цвай вест[4], — сказал он, указав на дверь барака.
Дениска шагнул за порог последним, прикрывая за собой дверь. В этом бараке пришлось им прожить девять месяцев.
На другой день, вымокший под дождем, прибыл 2-й Кубанский полк, шедший следом.
…Потекли осенние скучные дни в лагере Цербст. Рано вставали, пили кофе, ждали обеда. До обеда время тянулось медленно. В обед приносили жидкую морковную похлебку и полфунта хлеба. Потом опять ждали утра. Впрочем, был день, непохожий на остальные. Раз в неделю дежурный немец отворял дверь и кричал:
— Газета!
Бойцы выскакивали, вызывая на середину хорошего чтеца. Барак стихал, вслушивался в каждое слово.
Газета издавалась еженедельно на русском языке Коммунистической партией Германии и рассказывала о том, как бьет Красная Армия Врангеля, гонит его из Бердянска и Гуляй-Поля. На польском фронте было похуже: пилсудчики заняли Молодечну и Слуцк. За рубежом, хоть и не было войны, тоже бурлило: в Англии бастовали углекопы, всеобщая забастовка охватила Румынию, пролетарии Франции требовали, чтобы правительство перестало поддерживать Врангеля… С утра до сумерек бойцы читали и перечитывали газету, возвращали ее, зачитанную до дыр. День проходил, и надо было снова ждать целую неделю, пока придет новый номер.