И, словно над головой Шпака, сразу взметнулись сотни клинков.
Шпак слез с лошади, тупо посмотрел кругом, шатаясь прошел между рядами бойцов. Около Дениски остановился, невнятно пробормотал:
— Китаец выдал… У, «ходя» проклятый!
В степи двое: Шпак и Колосок. Они идут молча, сторожко следя глазами друг за другом.
— Вот убьешь ты меня… кончится война, приедешь домой, спросят тебя станичники: а где Шпак? Что ответишь?
Колосок молчит, кусает ус. Правая его рука ощупывает в кобуре прохладное тело нагана.
— Молчишь?
— Я долг сполняю.
— Долг! Своих убивать — хорош долг!
— Ты не наш, ты — чужой, у нас не такие.
— Ты думаешь, я смерти боюсь? Нет, Шпаки не боятся. Только больно, понимаешь, больно погибать от тебя, от своего. Ведь росли вместе, вместе служить пошли, а вот грех — баба… Ведь ковер-то отдал я, отдал! Ну баба! С кем греха не бывает? В голову шибануло, не совладал. Это китаец донес, никто как китаец. — Шпак повернул к Колоску лицо, по которому торопливо бежали слезы.
— Колосок, Миша, слышь? Помилуй. Молю тебя, убегу, никто не узнает. Век вспоминать буду. Отпусти, Мишенька…
Он вдруг остановился, упал на колени.
— Миша! — Шпак зарыдал. Правой рукой он схватил сапог Колоска, мучительно прижался к нему лицом.
— Нет, не проси!
— Нет? — Шпак встал, обтер рукавом лицо. — Ну что ж, знал, что не помилуешь. Душа у тебя в кобуре, трудно с ней говорить. — Он умолк, осунулся, и они вновь пошли по степи.
У балки остановились.
— Сядем, — предложил Колосок, вынимая кисет, — закурим?
Дрожащими пальцами Шпак свернул папиросу. Солнце уходило за перевал… Покурили.
— И куда торопится солнце? — тихо сказал Шпак.
Колосок приподнялся, вопросительно взглянул на него.
— Ты меня… подальше бы от дороги, Миша, а то тут ездят.
— Это можно.
Свернули с дороги, прошли несколько шагов. У ног лежала зеленая балка.
— Мы пойдем во-о-о-н туда, — показал пальцем Колосок.
Шпак вздрогнул от показавшегося ему чужим голоса, взглянул туда, куда указывал Колосок, и вдруг круто обернулся. Налитый ненавистью взгляд его уперся прямо в дуло поднятого револьвера.
— Ну что ж, стреляй, сволочь!.. Обмануть думал?..
Указательный палец Колоска дрогнул, спуская курок.
Шпак, разодрав рубаху, пьяно покачнулся и раскинулся по траве.
Колосок нагнулся, осторожно закрыл ему веки. Кисть руки убитого вздрогнула и упала на землю.
Наши войска прорвали фронт белополяков еще в первых числах июля и, вот уже который день, объятые страхом за свои тылы, пилсудчики катятся к Гродно. А по тылам гуляют полки Гая, почти безостановочно продвигаясь на запад.
Белесая темень промозглого тумана закрывала все: дорогу, степь, ряды товарищей. Где-то с правого фланга, видимо, в балке, рвались снаряды. Грохот взрывов доносился глухо, не будоража сердце.
Дениска, уткнувшись в бурку, думал о расстреле Шпака, о пропавшем Дударе и о матери, что осталась далеко в станице.
В тумане замелькали люди: полк обгонял какую-то часть — сбоку дороги стояли кубанцы, только что вышедшие из боя.
— Здорово, Егор!
— Здорово.
— Братцы, а Пархвенова нету у вас?
— Какого Пархвена?
— Пархвенова.
— А! Пархвенова?.. Нету.
— Да куда тебя черт прет с конем, зенки позылазили, што ль?
— Не стой на дороге.
— Много отправилось наших-то в бессрочный?
— Наших? Нет, не очень. Вот белополяков поклали вчерась махину.
— Говорят, самого Пилсудского взяли в плен?
— За малым не прихватили.
— Ишь-ты. Убёг, значит?
Дениска вглядывался в неясные в тумане лица, ловил слова, от которых становилось теплее на сердце. Вот эти люди, которые вчера, на рассвете, может быть, лежали в густом нескошенном жите, прижатые к земле огнем, сейчас стоят у дороги, улыбаются, шутят…
— Здорово, Дениска!
Дениска перегнулся с седла, пытаясь разглядеть того, кто его окликнул.
— Кто тут?
— Да это я, Андрей, — проговорил парень, хватаясь рукой за переднюю луку.
Дениска в длинном, отяжелевшем, угрюмом парне узнал одностаничника, с которым не виделся чуть ли не с самой войны.
— Андрюша, здравствуй! Здоров?
— А с чего ж мне болеть? Здоров, — мрачновато ответил Андрей.
— Не ранен?
— Не-е-е. Не слыхал с дому ничего?
— Нет, а ты?
— Читал газетку: Врангель в Донбасс лезет.
— Ну-у-у-у?
— Вот те и «ну». Мы к полякам, он к нам. Вот тебе и круговерть! Армия у него — несть числа. Никак не одолеют: прет и прет, на Дон лезет.