Переехали реку, пустились наметом. За рекой опять заговорили орудия. Взбудораженная степь ухала от разрывов. Разведчики гнали лошадей напрямик. Ван Ли часто оборачивался, прислушивался:
— Пушка поляка тыр-ты, бух-бух.
Выбрались на толоку, свернули вправо, вскоре заметили всадников.
— Наши! — крикнул Дениска.
Подъехали. Встревоженный Буркин, не слушая донесения, ругался:
— Вы что, ополоумели — по два часа ездить! Слышь, какой огонь открыли. Давай, давай к командиру!
Терентьич нетерпеливо спрашивал:
— Ну, где неприятель?
Ван Ли радостно улыбался:
— Моя видала поляка, с ним ходила, — кивнул китаец на Дениску. — Моя ведет, твоя ходит; врага шибко много бить надо.
…В полдень полк вброд перешел реку Виляю. Когда выскочили на холм, китаец вдруг приостановил лошадь.
— Вон там, — указал он пальцем.
Впереди разворачивался противник. На правом фланге маячили драгуны. Полковое знамя реяло, окруженное всадниками. Пилсудчики тоже, видно, заметили красных, и польская пехота открыла огонь. Заклокотали пулеметы.
Бледный, стиснув зубы, Терентьич поспешно увел полк из-под обстрела.
Сзади ударили наши пушки. Под прикрытием артиллерии полк развернулся опять и пошел в атаку.
Перед Дениской то и дело взбрасывались черные фонтаны земли, вздыбленной снарядами. Около головы монотонно жужжали пули.
— Пулеметы наперед!
— Пулеметы наперед!
Вырвались тачанки. Кони рвали постромки, храпели. Ездовые, согнувшись, придерживали разгоряченных лошадей, переходивших в намет. Мимо Дениски проскочила передняя пулеметная тачанка. На мгновение перед ним мелькнули сосредоточенные лица пулеметчиков. Руки первого номера прилипли к затыльнику пулемета, второй вставлял в приемник ленту.
Ван Ли, низко пригнувшись, гнал коня, ему хотелось дорваться до врага первым. Вот уже догнал передних.
Краешком глаза заметил он сбитую вражьим снарядом тачанку, пулемет, на котором застыли неподвижные руки прекратившего стрельбу пулеметчика. Раненая лошадь, била окровавленной ногой оглоблю, рвала упряжь.
Миновав тачанку, Ван Ли перекрестил воздух палашом, приготовился. Впереди, в массиве пшеницы, залегла цепь противника. Ван Ли прикидывал расстояние, отделявшее его от врага, и вдруг почувствовал что-то недоброе: его оглушила внезапная тишина.
Он оглянулся и похолодел: полк, сбитый пулеметным-огнем белополяков, отходил к реке. Лишь Ван Ли все еще мчался к пшеничному полю, навстречу верной смерти. Ван Ли круто повернул назад. Доскакал до одинокой тачанки с умирающей лошадью, выдернул на скаку ноги из стремян и прыгнул в тачанку. Осторожно снял он с пулемета застывшие руки мертвого пулеметчика, посмотрел вперед. Цепь противника наступала ровно, спокойно, словно на учении. Зубастая пулеметная лента висела недострелянная, попахивая порохом.
— Шанго, — сказал китаец, нажимая на спуск.
Подрагивая, лента, как змея, потянулась из ящика… Быстро вдел другую, нажал, и в ушах отдался резкий машинный стук, словно одобряющий все, что он, Ван Ли, сейчас сделал: так-так-так…
Зеленая цепь противника перебежала вправо и вновь залегла в пшенице. Вторая приподнялась, рассыпаясь в перебежке, нагнала первую. Ван Ли видел перед собой падающих людей в зеленых мундирах с блестящими касками. На касках плавилось июльское солнце. Пулемет успокоительно твердил свою скороговорку: так-так-так-так-так-так-так…
Китаец повернул голову. Убитый конь лежал у тачанки, оскалив зубы.
«Неужели не уйду?» — испугался Ван Ли, сменяя очередную ленту. Гильзы, курясь синеватым дымком, падали под пулемет, росли горкой. Он повернул хобот пулемета влево и в недоумении замер. Там, впереди, суматошно мелькали всадники, поблескивая палашами. Капельки холодного, едкого пота заползли в глаза Ван Ли, на секунду затуманили их. Он поспешно стер пот рукавом рубахи.
Влево от перелеска, играя на солнце клинками, наметом заходила с фланга конница.
— У-р-р-а-а-а-а!..
— У-у-р-а-а!..
— У-у-р-р-а-а-а!..
— Наши!
Кавалерия противника во весь карьер, оставляя пыльный след на дороге, уходила к лесу. Пехота, не выдержав казачьего гика, бежала по пшеничному полю, кидая оружие. Ван Ли вставил в приемник последнюю ленту… Мимо проскочили первые конники.
— Слезай, ходя, слезай! — крикнул Дениска, поравнявшись с тачанкой.
Глава 3
Полк понес большие потери, и по приказу комкора в занятой с боя деревушке была назначена днёвка; вперед вышли другие, менее потрепанные части.