Начало торговой славы Хормуза положено было примерно в 1330 году, когда местный властитель Кутб-эд-дин, вассал монгольских ильханов Ирана, основал этот город на острове Джерун, расположенном близ иранского берега, неподалеку от входа в Персидский залив. Когда Ибн Баттута спустя несколько лет посетил Хормуз, город этот был уже большим и красивым с богатыми рынками, «Это, — писал Ибн Баттута, — складочное место для Индии и Синда; товары из Индии привозятся сюда из обоих Ираков, Фарса и Хорасана, и есть в этом городе султан. Остров, на котором лежит Хормуз, в длину на один день пути, и большая его часть это соленые земли…»
Но годы, когда Хормуз посетил Ибн Баттута, были еще младенческой порой в истории этого города.
Сто лет спустя самаркандец Абд-ар-Разак так говорил о Хормузе:
«Хормуз, который также называется Джеруном, морской город в середине моря, и нет ему равного на всем лике земном. Купцы семи климатов: из Египта, Рума [Малой Азии], Азербайджана, обоих Ираков, из Фарса, Хорасана, Мавераннахра [Средней Азии — междуречья Сыр-и Аму-Дарьи], Туркестана, царства Дешт-и-Кипчака [Золотой Орды], стран, где живут калмыки, и из всех земель Китая и города Ханбалыка [Пекина] — все приходят в эту гавань. Жители морских стран — Китая, Явы, Бенгалии, городов Зирбада, Тениссерима [Бирмы], Сокотры, островов Див [Мальдивских островов], Малабара, Абиссинии, Зенджа [Восточного побережья Африки], гаваней Виджаянагара, Гуджарата, Камбая, с берегов Аравии… привозят сюда все то редкое и ценное, что можно доставить морем и что создает в стремлении к совершенству солнце, луна и дождь…»
Хормуз был иранским Каликутом, теми воротами в море, через которые из внутренних областей Ирана непрерывно шел мощный поток товаров, скупавшихся торговыми людьми всех «морских» стран Южной Азии и Восточной Африки.
Сюда везли дивных коней из Фарса и Аравии, хорасан-ские ковры, медь и глиняную посуду из Кашана, шерстяные ткани и бархат из Тебриза, оружие и ювелирные изделия из Исфагани, шелк из Шираза. В Хормуз вели караванные пути из Бухары и Самарканда, и для Средней Азии, так же как и для земель Ирана, Хормуз был окном в южные моря. Из южных морей по караванным путям, ведущим через Иран в Малую Азию и в гавани Сирии, везли в Дамаск и Копию, в Византию и Венецию африканскую слоновую кость, китайский фарфор и малабарский перец.
Дома, люди, улицы, рынки, площади здесь были совсем не такие, как в Индии. Массивные стены зданий, трех-, четырех- и пятиэтажных, сложены были из камня. На плоских крышах люди спали, проводили часы досуга, принимали гостей.
Здесь было очень мало зелени и мало тени, сухую землю, покрытую белесыми выцветами соли, немилосердно жгло солнце.
У мужчин были огненные бороды, женщины закрывали лица неплотной голубой или розовой чадрой, глаза у них были подведены густой черной краской. Фэй Синь с удивлением писал, что в этой стране совсем нет подножного корма для скота и быков: овец и верблюдов кормят там вяленой рыбой.
К этому вселенскому базару у стен белокаменной цитадели впервые в истории Ирана пришел китайский флот — шестьдесят кораблей с двадцатипятитысячным посольством. В Хормузе, так же как в Каликуте, миссия Чжэн Хэ была вполне успешной. Правитель Хормуза [37] принял грамоты Чэн-цзу, посетил Чжэн Хэ и преподнес ему ценные дары.
С четвертой экспедицией отправилось из Китая посольство в Бенгалию; оно доставило в Китай редкостного зверя — «цзулафа» — жирафу, которая, очевидно, была привезена в Бенгалию индийскими или арабскими моряками из какой-нибудь гавани на сомалийском берегу Африки или из Адена, где, по словам Фэй Синя, процветала торговля диковинными африканскими зверями.
Три тысячи островов
В четвертом плавании Чжэн Хэ продлил прежний марш рут не только на северо-запад, но и на юго-запад. Либо вся флотилия, либо часть ее посетила страну Лю-шань — Мальдивские острова. Эта цепочка коралловых островов протягивается в Индийском океане примерно на восемьсот километров вдоль 73–74 градусов восточной долготы от широты мыса Коморин до экватора. В Мальдивской группе несколько тысяч мелких атоллов и настолько низки эти крохотные островки, что издали с корабля кажется, будто кокосовые пальмы растут прямо из синих вод океана.
«Эта страна, — писал Ма Хуань, — лежит к юго-западу от Суматры, и дойти до нее можно за десять с лишним дней. Местные жители называют ее Дегань, здесь не видно городских стен… на запад от [главного острова] в море есть восемь атоллов и на каждом атолле старейшина. Все атоллы доступны для кораблей. Мелких атоллов, говорят, насчитывается более трех тысяч… И правитель и люди этой страны мусульмане, обычаи их прекрасны, все они придерживаются строгих правил.
А занятие у них рыбная ловля и выращивание кокосовых пальм».
Чжэн Хэ, видимо, прошел к северной группе Мальдивских островов от берегов Цейлона (оттуда при попутном ветре пути было пять-семь дней).
Почему же Чжэн Хэ направился к этой россыпи атоллов? Думается, что он предпринял этот рейд не ради мальдивской рыбы и не ради мальдивских кокосовых орехов. Об этом мы скажем ниже.
За 80 лет до четвертого плавания Чжэн Хэ Ибн Баттута писал, что Мальдивские острова — это одно из чудес мира. Их, говорил он, около двух тысяч и они нижутся в кольца, внутрь которых обычно ведет лишь один проход, подобный воротам. И только с помощью местных лоцманов можно плавать в этих водах. Примечательно, что уже во времена Ибн Баттуты решительно все жители Мальдивских островов исповедовали ислам. Ибн Баттута, однако, жаловался, что женщины здесь никак не поддаются уговорам правоверных блюстителей мусульманских обычаев и отказываются закрывать лицо.
Острова были во владении двенадцати царьков, которые номинально зависели от султана; резиденция его находилась на острове Мале. Кроме проса, никаких других культур жители тогда не разводили, а основным их занятием была рыбная ловля; вяленую рыбу мальдивские купцы вывозили в Индию, Йемен и даже в Китай. Ибн Баттута с восторгом описывал кокосовые пальмы на Мальдивских островах: «пальмы эти дают молоко, масло, мед и Прочное волокно». «Волокно это, — отмечает Ибн Баттута, — крепче бечевы из конопли и его вывозят в Индию, Аравию и Китай. Индийцы и арабы из Йемена сшивают этими волокнами части своих кораблей, не применяя гвоздей. В Индийском океане много рифов; при столкновении с ними корабль, сбитый железными гвоздями, рассыпается, тогда как сшитые суда более упруги и они не разбиваются на куски». Такие сшитые суда были в ходу и у моряков восточного побережья Африки, и об их высоких мореходных качествах много писали в XVI веке португальцы.
На Мальдивских островах арабские купцы закупали рыбу, кокосовые орехи, раковины-каури, которые во многих странах Востока использовались как ходячая разменная монета [38], хлопчатые ткани для тюрбанов и медные изделия.
С четвертым плаванием связаны события в Самудре, суматранском княжестве, о котором уже упоминалось выше.
На обратном пути Чжэн Хэ высадился в Самудре и низложил «мятежника Суганьла» [Искандера], который захватил власть в Самудре и сверг властителя этого города «Абидина» [Ала-уд-дина]. Военные действия Чжэн Хэ предпринял по просьбе «Абидина» и в союзе с правителем соседнего царства Ачин. Суганьла-Искандер был доставлен к императорскому двору. Версия, которую приводит Ма Хуань, позволяет предположить, что Искандер, сып простого рыбака, был не «мятежником», а вождем народного движения, направленного против властителя Самудры.
Китай приходит в Африку
Как ни огромно было расстояние от устья Янцзы до Хормуза, как ни значительны были итоги первых четырех плаваний, нельзя все же не отметить, что маршруты их претворены уже были в прошлом многократными переходами одиночных китайских кораблей в гавани Малабара и Персидского залива.
37
Он был вассалом одного из сыновей Тимура — султана Шах-руха, отца великого астронома Улуг-бега; Шахрух правил большей частью Ирана и Средней Азии, и столица его была в Герате, иа территории современного Афганистана.
38
На самих Мальдивских островах одному; золотому динару соответствовала тысяча двести мелких раковин.