— Где он? — спросил новый голос — женский, негромкий, довольно-таки приятный.
Стирлинг сделал усилие, и на этот раз ему удалось открыть глаза. Взгляд его встретился с парой серо-стальных глаз. По их выражению он предположил, что обладательница их совсем недавно испытала сильнейшее потрясение, но сдерживает переполняющие ее чувства единственно силой воли. На вид ей было около сорока, но красота ее все равно потрясала. В руках она держала яркую сумку из домотканого холста. Голос ее, когда она снова заговорила, напомнил ему шелест водопада в священной роще, полный тайн и неизъяснимой прелести.
— Лежи спокойно, Анцелотис, не мешай мне слушать твой пульс. — Она тоже вгляделась в его глаза, в то время как пальцы ее осторожно ощупывали его запястье, веки…
— Он лишился чувств совершенно неожиданно, Моргана, — вновь послышался тот, первый женский голос. — Рухнул из седла у самых ворот крепости. Так быстро это все случилось — Арториус не успел ни подхватить его, ни хотя бы замедлить падения, хоть они и ехали стремя к стремени.
Арториус? Стирлинг даже зажмурился, так закружилась от облегчения его голова. По крайней мере он попал в нужные время и место. И еще, слава Богу, он не попал в тело Артура — вот это было бы полнейшей катастрофой.
— Анцелотис, — негромко окликнула его Моргана. — Ты можешь рассказать, что случилось? Ты что, лишился чувств от боли?
Оба — и Стирлинг, и Анцелотис — попытались ответить одновременно, разом дав команды одному на двоих рту, языку, губам… Результатом этого стал наполовину сдавленный стон, наполовину неразборчивая смесь английского и этого архаичного валлийского. Впрочем, Стирлинг даже не обратил на это особого внимания. Гораздо больше его занимала совсем другая мысль:
Кто, черт возьми, такой этот Анцелотис? Боже праведный, только бы не Ланселот… Если я попал в его тело, мы все в глубокой заднице. Черт подери, разве Ланселота не выдумали французы? Голова раскалывалась от боли, и это мешало ему вспомнить все, что он помнил про эпоху Артура, а сознание своего невежества только добавляло головной боли: она клубилась, сгущаясь, у него в голове, как летняя гроза над вершинами Хайленда.
Я передумал, беззвучно кричал он недосягаемым ученым, но те уже никак не могли слышать его у себя в лаборатории и тем более не могли вытащить его обратно раньше, чем через год — как бы он ни жалел теперь о своем решении последовать за МакИген и Беннингом… Он застрял здесь — основательно и безнадежно застрял. А ведь ему нужно найти террориста. Комната понемногу замедлила вращение, и он заставил себя сделать глубокий вдох. Олл райт. Мне нужно найти и остановить террориста. Вот уж этому меня учили.
— Неужели его ратники не заметили ничего перед тем, как он лишился чувств? — хмурилась Моргана. — Никаких признаков недомогания?
— Никаких, сестрица! — Мужской голос — тот самый, что приказывал нести его сюда, — должно быть, принадлежал самому Арториусу. Моргана налила чего-то в кубок и поднесла к его губам, когда в комнату вошел еще один человек. Стройная женщина в белых одеждах, поверх которых был накинут тяжелый шерстяной плащ.
— Мне ужасно жаль… Я собирала целебные травы в полнолуние, когда меня нашел посыльный с этим известием. Я спешила как могла. Он лежит тихо, Моргана?
— О да, Ковианна Ним. Боюсь, даже тише, чем полагалось бы.
Ковианна Ним, кем бы она ни была, тоже оказалась хороша собой; длинные, распущенные волосы волнами падали ей на плечи. Одежда ее выделялась простотой на фоне ярко-красных, синих и желтых одеяний остальных — чисто-белое платье, только подол, волочившийся по земле, слегка запылился. Теплый плащ с откинутым на плечи капюшоном, связанный из самой мягкой ягнячьей шерсти, был подхвачен на талии поясом из серебряных звеньев изысканной работы с характерным кельтским орнаментом. Продолжавший лежать в полуоглушенном состоянии Стирлинг так и не смог решить, которую из двух склонившихся над ним целительниц он бы выбрал… скорее, он предпочел бы обойтись без обеих.