— Советники Гододдина, — негромко произнес Анцелотис. — Я благодарен вам за доверие. Прошу вас, отвезите тело моего брата домой и проследите, дабы оно было погребено со всеми подобающими почестями. Ничто, кроме как забота о безопасности королевства, не могло бы заставить меня уехать в такие дни, однако саксам надобно дать достойный отпор.
Советники вновь отвечали согласными кивками и одобрительными возгласами. А потом все осталось позади, и Анцелотис широкими шагами направился к выходу из залы с твердым намерением тронуться в путь как можно скорее. Солнце уже должно было выглянуть из-за холмов на востоке, когда они со Стирлингом вышли из ворот римской крепости в Кэр-Удей; Арториус шагал следом. Впрочем, самого солнца Анцелотис не видел. Тяжелые, набухшие дождем тучи неслись по небу над головой, едва не цепляя за крепостные стены, погрузив в сумерки раскинувшийся у подножия скалы городок.
Кэр-Удей превосходил размерами обычный сторожевой форт (как правило, такие занимали от одного до четырех гектаров земли), но заметно уступал полноценной, раскинувшейся на пару десятков гектаров крепости. Со всех четырех сторон он окружался каменной стеной, на которой с интервалом в десять-пятнадцать метров виднелись сторожевые деревянные башенки. Внутреннее пространство между стенами было отведено расставленным с римской методичностью каменным казармам, мастерским и складам, крытым плитняком: в этих северных краях римляне предпочитали его менее долговечной черепице. В общем, крепость представляла собой отличный символ организованной военной мощи, имевший целью произвести глубокое, чтобы не сказать, неизгладимое впечатление на северные племена пиктов.
Судя по угадывавшемуся положению солнца, пронизывающе холодному воздуху и ало-золотому наряду деревьев у подножия скалы, Стирлинг попал сюда поздней осенью — не самое комфортное время года в Шотландии. Стирлинг испытал сильное потрясение при виде лесов на месте тех голых склонов, которые он привык видеть от подножия замка Стирлинг-Кастл… впрочем, и его построят не раньше, чем через тысячу лет. Он прикусил губу при воспоминании о популярных среди туристов шуточках насчет безлесных холмов Шотландии.
Древние шотландцы жили в самой сырой пустыне мира, растительность которой ограничивалась низкорослыми кустиками и вереском — леса давно были сведены стадами овец и оленей. Именно их — овец и оленей — старательно разводила местная знать (в том числе англичане) ради охоты. Поддерживать поголовье оленей считалось делом полезным даже среди местных, шотландских землевладельцев, поскольку это помогало выкачивать деньги из приезжих и охотников. Собственно, ни на что другое голые холмы не годились, тем более что прибыль от охотников была куда как больше, чем от торговли древесиной, которую еще надо было вырастить.
Стирлинг и забыл, что шотландские холмы были покрыты когда-то девственными лесами, в которых клубились туманы и клокотали горные ручьи. Редкие солнечные лучи начали пробиваться сквозь просветы в облаках, окрашивая древесные кроны золотом. Пространство в добрую сотню ярдов перед крепостными стенами было очищено от деревьев с целью лишить укрытия любую армию, которая попыталась бы взять Кэр-Удей штурмом.
Сотня верховых воинов-катафрактов уже поджидала их у ворот. Всадники сидели на массивных лошадях, должно быть, прямых предшественниках тех, на которых ездили средневековые рыцари. Появление Анцелотиса и Арториуса было встречено громкими криками, от которых с деревьев сорвались и закружились в воздухе потревоженные вороны. Всадники колотили ножнами мечей по щитам. Пока ошеломленный Стирлинг приходил в себя, Анцелотис отсалютовал им в ответ. Еще больше поразило Стирлинга то, что лица многих всадников носили ярко выраженные восточные черты — а те, у кого глаза не были раскосыми, смахивали скорее на уроженцев Ближнего или Среднего Востока. Возможно, иранцев. В общем, все это сильно напоминало конницу Чингисхана или дезертиров из армии Дария, перенесенных рукой какого-то шаловливого божества в холмы Шотландии.
Стирлинг таращился на это азиатское воинство, пытаясь уразуметь, откуда, черт возьми, они здесь взялись. Ответ Анцелотиса поразил его как удар молнии: сарматы! В памяти сразу же вспыхнули фрагменты лекций по военной истории. Сарматские кавалеристы… Тысячи диких конников, сарматов и аланов, от венгерских равнин и до русских степей, даже до среднеазиатских казахов и узбеков, вступали в римскую армию, в основном в кавалерию, — и эти катафракты сделались самым грозным оружием Арториуса, равного которому не было у его противников-саксов. Это превосходство сохранялось у бриттов еще полсотни лет; так, во всяком случае, утверждали историки. Черт, да этих сарматов здесь, в римской Британии, должно быть, не одна тысяча, охраняющих стены Адриана и Антония…