Выбрать главу

Арториус только зажмурился.

— Господи Боже, не оставь ее, — простонал он.

Анцелотис пробормотал что-то в знак согласия, а Стирлинг пытался трезво проанализировать все, что услышал. Убийство целого города с помощью какого-то биологического оружия — что ж, этого от ИРА вполне можно было бы ожидать. Но зачем Бренне МакИген убивать ирландцев?Черт, бессмыслица какая-то… Террористка из ИРА прибыла сюда ради защиты ирландских интересов, так с какой стати ей убивать тех самых ирландских поселенцев, которым предстоит заложить основы политической и социальной структуры всего шотландского Лоуленда?

Если бы МакИген отравила Кэрлойл или даже Арториуса — что ж, это вполне поддавалось бы логике. Но не Далриаду. И если это не Бренна МакИген убила всех до одного жителей столицы ирландской колонии, то кто?Саксы? Очень и очень сомнительно, чтобы люди шестого века были знакомы с оружием массового уничтожения…

До него дошло, что Арториус продолжает расспрашивать катафракта.

— Значит, Моргана отплыла уже в Далриаду? Ты уверен?

Тот кивнул.

— Отец Ойлифф сказал, она отплыла из Лохмабена на борту рыбацкого шлюпа. Сказал, у них есть еще шанс нагнать Даллана мак Далриаду.

— Удастся ей это или нет, — вполголоса заметил Анцелотис, — ни ты, ни я не в состоянии повлиять на то, что случится между ней и королем Далриады. Все, что можем сделать мы, — это укрепить наши северные гарнизоны на случай вторжения, а самим заняться саксами на юге.

— Король Медройт уже послал верховых гонцов на север предупредить Стрэтклайд об угрозе их пограничным крепостям. На всякий случай.

— Раз так, нам нужно ехать на юг, — с тяжелым вздохом сказал Арториус. — И молить Господа о том, чтобы ирландцы ей поверили. Что же до меня, я придержу свое суждение, как быть с Морганой и Медройтом, до тех пор, пока война с саксами не решится тем или иным образом.

— Так тому и быть, — буркнул Анцелотис, не в силах отделаться от тошнотворной тревоги.

Они развернулись и поспешили вдогонку Лайлокену. Они проскакали мили три, когда один из катафрактов принялся насвистывать подобие веселого марша, от которого у Стирлинга волосы стали дыбом. Он резко натянул поводья и повернулся к свистевшему.

— Где ты это слышал? — резко спросил он.

Солдат удивленно выпучил на него глаза.

— Один из менестрелей насвистывал это в Кэр-Бирренсуорке. Я не слышал такой песни раньше, вот и попросил научить меня. Под нее славно ехать рысью, разве нет?

— О да, очень веселенький мотивчик, — мрачно согласился Стирлинг. — Позволь-ка я угадаю: он научился ему у Лайлокена?

Катафракт уставился на него в совершеннейшем потрясении.

— Ага, так он сказал. Сказал, он был в Кэрлойле, там и научился у Лайлокена. А как ты узнал? Это что, уж не саксонская ли песня? — с опаской спросил он.

— Можно сказать и так, — буркнул Стирлинг. Черт, за всю историю С.А.С. в ее рядах не было, поди, дурака глупее его. Все мельчайшие улики, на которые он ухитрился не обратить внимания, все части мозаики разом стали на место, стоило ему услышать эту песню. Еще бы под нее не ехалось рысью — это и был марш. Марш оранжистов. Любимая их песня. Черт, да ведь ее должны написать через полторы с лишним тысячи лет! И если ее распевал Лайлокен, он мог услышать ее только от одного человека: Седрика Беннинга. Типа из колоний, выражавшего свою привязанность к метрополии довольно гротескным, как показалось тогда Стирлингу, образом. Шут гороховый — или очень умный человек, пытающийся выглядеть таковым.

И ведь на нем был тогда этот дурацкий шарф-пейсли! То-то он, должно быть, смеялся тогда про себя, глядя, как доблестный спецназовец лезет прямиком в расставленную на него ловушку… Бренна МакИген не убивала Теренса Беккета. Это сделал Беннинг. Должно быть, ИРА действительно внедрила МакИген в лабораторию — в попытках противостоять заговору оранжистов. В памяти его всплыли синяки на ее лице — и ободранные кулаки Беннинга. Еще одна улика, на которую он, тупица, благополучно не обратил внимания. Должно быть, МакИген вошла в лабораторию сразу после убийства. И Беннинг, ублюдок чертов, не преминул воспользоваться этим, чтобы направить Стирлинга по ложному следу. А он-то, болван, купился на эту чертову записку про Cumann Na Mbann…

Вполне возможно, она и впрямь входила в эту группировку. Вполне возможно, она была не виновна ни в чем из того, что готовы были приписать ей Стирлинг, да и Лондон тоже. И уж у Седрика Беннинга имелся отменный повод травить целый ирландский город. Интересно, подумал Стирлинг, кто стукнул в Лондон о том, что в лабораторию внедрен крот из ИРА? Уж не сам ли Беннинг? В попытке — надо признать, успешной, — отвести подозрения от себя? Что ж, как бы то ни было, сейчас уже нет разницы: целей-то он своих добился.

Ответ на вопрос, каким образом он это сделал, обнаружился довольно скоро. Двигаясь ровным галопом, они быстро одолели оставшиеся мили — и обнаружили, что добыча ускользнула, свернув с дороги. Они обнаружили только брошенную Лайлокеном вьючную лошадь — та паслась на обочине римского тракта. Обыскав мешки, они нашли в них несколько винных бутылок и глиняных сосудов, тщательно закупоренных и обмотанных прочной бечевой.

Арториус поднял одну из них к самому лицу и с любопытством вгляделся сквозь мутное стекло в содержимое.

— Похоже на мясо с тухлыми овощами.

— Не открывай ни в коем случае! — резко бросил Стирлинг. Теперь-то он даже слишком ясно видел, как именно Беннинг учинил расправу в Дунадде. Ботулизм. Он ощутил себя полным, безнадежным идиотом — и способа исправить все, что уже натворил этот гад, он не знал. Возможно, это уже уничтожило будущее Стирлинга, и узнать это не было никакой возможности, пока по истечении года компьютеры не заглушат программу… если, конечно, они еще существовали, эти компьютеры. В общем, он этого не знал и узнать не мог.

Впрочем, оставалось еще одно, гораздо худшее: тот вред, который Беннинг еще мог причинить. С помощью ботулинуса этот тип мог отравить буквально каждый ирландский город от Лондондерри до Корка. Все, что ему для этого требовалось, — это легенда, а что может быть в этой связи лучше менестреля, несущего весть о союзе Далриады с Гэлуидделом? Ему даже не надо будет упоминать о том, чем все это кончилось, — все равно никто из его слушателей не проживет долго, чтобы проверить…

Стирлинг даже зажмурился при мысли об умирающей Ирландии. Остров останется беззащитным перед саксонским вторжением… Ведь Беннинг — оранжист, а оранжисты прямые потомки англосаксонской породы. И может ли оранжист мечтать о лучшей мести, нежели полное уничтожение всего исконного ирландского населения, развязав при этом войну между Далриадой и Гэлуидделом как раз в тот момент, когда саксы опустошают юг Англии? Заставь бриттов сражаться на два фронта — и саксы легко покорят весь остров, а последним штришком станут несколько бутылок смерти, вылитые в колодцы важнейших британских цитаделей.

Вопрос заключался в том, в каком направлении свернули с дороги Лайлокен и его невидимый повелитель? На запад, в Ирландию? Нести весть о союзе, о предательстве — оставляя за собой смерть? Или на юг, к своей саксонской родне, чтобы открыть Эйлле и Куте секрет биологического оружия?

Негромко, чтобы не слышали остальные, Стирлинг рассказал Арториусу ровно столько, сколько мог, не раскрывая тайны второй личности Анцелотиса. Арториус выслушал его в мрачном молчании и сплюнул на землю.

— Придется нам разделить свои силы, как бы невелики они ни были. Двое всадников — на запад, к побережью; двое — на восток, на случай, если он, как Кута, подался в Деуир. Мы, остальные, поедем на юг, к Кэр-Бадоникусу, моля Господа о том, чтобы мы изловили его прежде, чем он доберется до своих господ.

Готовясь к самому худшему вне зависимости от того, какой путь выбрал Лайлокен, они молча тронули лошадей и пустились в погоню.

Небо на востоке только-только окрасилось в нежно-розовый цвет, когда матрос с мачты закричал, что видит прямо по курсу паруса.