Лежала я и думала, думала, пока не утомилась крепко, а утомившись, заснула. И надо же было в такой глубокий сон погрузиться, чтобы, как дверь моя отворилась, не услышать.
Ни скрипа не раздалось, ни шороха, а очнулась уже когда старей на кровати моей сидел, рот ладонью зажимая.
— Уходишь, стало быть, — шепотом молвил начальник, — жаль, не оставить тебя. Одаришь лаской напоследок?
Одарю, конечно, а куда мне деваться? Дверку он закрыл, меч в ручку деревянную засунул, точно никто не ворвется. Мой лук под кроватью хранился. Окошко маленькое совсем, под потолком, явно спаситель какой не протиснется. Да и мешкать старей точно не собирался.
Что в таком случае девке то делать, лежать и не брыкаться. Вот я и расслабилась, а этот прямо от удовольствия весь поплыл, когда рубашку мою чуть ли не до головы задрал. Рот пока зажимал, зато руки свободными оставил, я же не сопротивлялась. Когда он чуток пониже склонился и к груди девичьей прижался, я из под подушки (аккуратно, чтобы мужика от дела не отвлекать) дощечку достала.
Это подарок был отшельника моего. Хорошая дощечка, тонкая, не из дерева, а из волшебного материала. Маг его называл, но я позабыла. На ней он меня писать учил. Стоило закончить строчку и ладошкой по поверхности провести, как написанное исчезало. Я взяла подарок с собой, а по вечерам тренировалась, пыталась записывать новые слова, что услышала. У дощечки только один недостаток имелся, уж больно сильно она заплечный мешок оттягивала, тяжелая, стало быть. Уж настолько тяжелая, что когда старею на голову опустилась, он и не пикнул. Лег на меня поудобнее и замер.
Ох и нелегкий мужик оказался, оттого видать, что характер не сахар. Сталкивала его на пол, сталкивала, насилу столкнула. Переступила через тело безвольное, натянула на себя одежу, мешок заранее подготовленный на плечи закинула, ну и дощечку не забыла. Выудила лук из под кровати, заодно к старею наклонилась, послушала, не отправился ли за небесный круг раньше времени. Грамота — она вещь трудная, ее не каждый осилить могет, однако ж старей совладал, дышал вполне себе ровно. Слабаков, стало быть, в фортах не держат. Вытащила я меч из двери, бросила на пол и пошла к наемнику моему в сарай, до полнолуния точно не съест.
— Ты чего тут? — Тинар уже сидел на соломенной подстилке, когда я в сарай прокралась. Видать почуял издали.
— Проведать зашла, посмотреть, как тебе тут спится. Удобно ты отдыхаешь, местом не поделишься?
— В сарае холодном удобнее, чем в избе теплой?
— А то! Просторно здесь, а там народу много, не протолкнуться.
Воин челюсти сжал, рука сама собой к мечу потянулась.
— Ты, Мирка, прежде чем ко мне приходить, умылась бы. Я дух старею за версту на тебе чую.
Сказал и поднялся на ноги, только лезвие стальное в полумраке блеснуло.
— Так холодно во дворе умываться, а других мест нет. А к старею ты не ходи, он отдыхает, чего мешать человеку?
— Притомился значит? И тебя утомил, раз в избе не осталась.
Я головой кивнула, а воин злее прежнего стал.
— Пойду я ему постель поудобнее организую, чтобы подольше отдохнул, — сказал и к двери, я едва метнуться успела, выход загородить.
— Тинар, не ходи!
Но что воину мой заслон? Фанерка тонкая супротив двери дубовой. Только сдвинуть в сторону собрался, как я руки ему на плечи закинула, крепко за шею ухватила и повисла, даже ноги поджала. Его спасти пыталась, о себе не подумала. Тинар задрожал весь, из горла хриплый рук вырвался, а руки на плечах моих так сжались…
— Мамочка! — запищала на самой высокой ноте, у самой звон в ушах стоял. А у зверя, в Тинаре проснувшегося, слух чуткий (не как у людей), потому из-за визга моего напрочь хозяину отказал. Отшатнулся наемник, затряс головой, а я с шеи слетела и у двери растянулась. Только надумала полежать тихонько, чтобы сильно нервных еще больше из себя не выводить, как дверь сарая распахнулась, и внутрь маг ворвался. Запнулся о меня и упал у ног Тинара, а с рук его, сияющих, молния сорвалась. У меня даже рот от удивления открылся, потому что впервые такую магию видела (даже отшельник не показывал). Воин отпрыгнуть не успел, молния точно в него вонзилась, и Тинар на пол рухнул.
Маг осторожно на ноги поднялся, к наемнику присмотрелся, а потом на меня взгляд перевел. Сходу, не давая этому душегубцу в себя прийти, крикнула что есть мочи (наверное, от страха голос прорезался):
— Почто на живых людей кидаетесь?
У мага глаза на лоб полезли.
— Так… кричала же…
— Не вам кричала!
— Я твой визг в избе услышал, маячок сотворил, примчался и… — маг запнулся, а потом зло так и с укоризной, — зачем же кричать посреди ночи, если ничего дурного не происходит?
— Мое это дело, а на помощь я не звала. Что теперь с ним сотворили?
Маг смотрел на меня, смотрел, и такая досада на лице проступала.
— Послали небеса лучницу! — показалось даже, сплюнуть хотел, но видать воспитанный, сдержался, — в порядке воин, сознания лишился.
Отряхнулся маг и к двери, а там я лежу. Остановился, замялся на пороге, другой бы перешагнул, а этот склонился и руку протянул. Ну точно воспитанный. Все что ли при дворе такие?
Я руку пристально рассмотрела, уж больно его отношение меня поразило, а еще интересно стало, где же у него там молнии собираются, уж не в ладони ли?
— Ты вставать-то будешь? Я не против в избу вернуться.
— А он как же? — кивнула в сторону наемника, — замерзнет ведь на полу, меня уже холод до костей пробрал. Вы его на подстилку в углу переложите.
Выражение на лице мага яснее бранной речи все его мысли на мой счет объяснило.
— А ну встань! — гаркнул. Я мигом вскочила.
— Ты, лучница, теперь в мой отряд входишь. Когда во главе отряда предводителем станешь, тогда и приказы отдавать начнешь. А до тех пор моим указам подчиняться будешь! Чтобы я ни криков, ни визгов больше посреди ночи не слышал. Хочешь его поднимать, сама в угол неси. Устроили тут не пойми что, уставшему походнику из-за вас глаз не сомкнуть.
Сказал, как отрезал. Дверь распахнул и вышел из сарая. Я вослед грустно поглядела. Как же я Тинара неподъемного до подстилки дотащу? На плащ воинский его перекатить что ли?
Пока с плащом приноравливалась, с улицы в сарай сияние ворвалось, окутало наемника, над землей приподняло и медленно на подстилку из соломы опустило.
Я голову подняла, маг в проеме стоял. Как Тинар на подстилку приземлился, предводитель отвернулся и к дому пошел, до меня только и донеслось:
— Вот же бабы существа дурные…
Ранний подъем для нас протрубили, то старей постарался. Не иначе очнулся, припомнил все и решил поскорее меня с Тинаром из форта выставить. К нам двоим даже не подошел, когда весь отряд во дворе собирался. Только искоса на меня глянул и отвернулся. Наемник в себя пришел к тому времени и точно также на старея косился, а я в это время все веревочку с оберегом расплести пыталась, уж как она в пряжке воина запуталась, ума не приложу. Из-за нее Тинар от меня отойти никак не мог.
— Дай, разрублю, — молвил сквозь зубы.
— Куда ж ты разрубишь, здесь узелки особые сплетены, защитные, ты мне сейчас всю вязь повредишь, амулет попортишь.
Тинар голову к небу закинул, вздохнул глубоко и снова на старея взгляд кинул.
Пришлось с амулетом повозиться, только когда предводитель велел в рог трубить и из форта выбираться, узелки мои мигом расплелись. Пошли мы пешком вслед за лошадью начальника нового аккурат на север, в той стороне самые дремучие во всем королевстве леса раскинулись. И мучило меня любопытство, зачем мы туда идем.
Чем дальше уходили, тем чаща непролазней становилась.