Эльф по-прежнему плетенку тянул, но свечения вокруг него боле не видно было. Сумрак холодный теперь иной свет разгонял. У Тальраира он мягкий, живой, а здесь болотный, угрозу несущий. Я голову к земле еще ниже склонила, точно на отпечатки мужской ноги стопу ставила, но краем глаза заметила, как сбоку от нас что-то мерцает.
Тихо вокруг, ни одного шороха не слышно, только наше дыхание и чавканье под ногами. Я лишь на миг глаза отвела, когда покачнулась неловко и руками в стороны махнула, как неподалеку свечка вспыхнула. Ну точно свечной огонек, теплый, жаркий, совсем немного руку протяни и коснешься, согреешь озябшие пальцы.
Я о том, чтобы ее касаться не думала, а руки сами потянулись, и я набок склонилась чуток, ногу мимо следа поставила, но тут же сзади обхватили крепко, прижали к груди каменной, а на глаза широкая ладонь легла.
Трепыхнулась раз, другой, но мое счастье, что из таких рук шибко не вырвешься. Потом уж в себя пришла, головой тряхнула, и Эртен ладони убрал. Пока я о теплом огне грезила, он идти продолжал, меня подталкивая и вынуждая в след наступать. От эльфа мы, слава небесам, не отбились. Больше уж я и вовсе с земли глаз не сводила.
Остановиться резко пришлось, когда Тальраир вдруг замер. Корзина, что впереди шагала, легла на бок и не шелoхнется. Эльф руку в сторону простер и непонятный знак сотворил. Эртен снова ко мне близко-близко подошел, а после на плечи надавил, вынудил на корточки присесть и перешагнул как через кочку болотную. Я распрямилась, гляжу, они ровненько впереди меня на тропинке один за одним встали — корзинка между ними — и продевают в отверстия крепкую длинную палку. Ее Эртен за плечами нес, и теперь я уразумела зачем. После слаженно присели на одно колено, выпрямились, и зашагали опять, между собой разделив тяжесть волкодлаковскую.
Теперь я позади всех оказалась. Все ж когда диор в затылок дышал, мне больше нравилось. Всяко спокойней, чем если за спиной пустота, мерзлое дыхание болот и ощущение дурное. Мерещится, будто кто глазами сверлит и ждет, когда снова с шага собьешься. Однако я боле не сбивалась, по сторонам не смотрела, мимо следов на земле не ступала.
Несчетное время спустя почва под ногами точно тверже стала. Сапоги по голенище в нее боле не погружались. Вода хлюпала еще, но насилу ногу вытягивать не приходилось. Спутники мои вывели на островок посреди болот и ношу свою с плеч сняли. Тут впервые заговорить решились, негромко и шепотом.
— Почувствовал, Тальраир? — то Эртен об чем-то эльфа спросил.
— Сходит твой стазис, — подтвердил снеговолосый.
— Что делать будем, когда он наружу рваться начнет? Не удержим и дальше не унесем.
Я на последнем привале зелье травяное изготовил, нужно, чтобы сам проглотил. Ты ветки надпили, так ему проще будет в одном месте крышку сломать, а после твое дело его удержать хоть минуту, чтобы я успел в него питье влить.
— Лучница, — то диор ко мне обратился, — ты подальше ступай, вон туда, где пригорок повыше. Отдохни, пока мы с твоим другом разговор ведем.
Я засомневалась конечно, но не в том, чтобы отойти (пригорок всяко заманчивее корзинкиного соседства), однако почудилось мне, не удержит. Силища-то у диора будь здоров, я уж изведала, но со зверем справится ли?
Отойти, отошла и присела даже, а глаза от корзинки отвести не могу. Смотрела так пристально, до противной рези, а плетенка спокойно лежала. Только решила взгляд отвести, как сердце дрогнуло — заворочалась корзинка. Эльф с диором тут же на изготовку встали, Тальраир руку с зельем вытянул, а Эртен хватать приготовился. Слуха моего то ли поскуливание, то ли подвывание коснулось, напугало до дрожи. Это когда ж небеса решат, что хватит с меня пугаться? Поскорей бы опомнились, до земных дел вернулись, иначе до лета не доживу, сердце то у меня не казенное, на службу королевскую не принятое, разорвется невзначай от испуга.
Треснула плетенка, аккурат в том месте, где диор наметил: разлетелись кусочки в стороны, а Тинар наружу рванулся. Краткий миг для меня время замедлило, иначе не уловила бы ни мгновенных движений, ни быстрой реакции.
Эртен вниз рванулся, точно коршун с неба падает, обхватил не успевшего руки распрямить волкодлака поперек тела, а Тальраир в пасть открытую плеснул своего зелья и, не боясь без ручищ остаться, обхватил морду полуволчью ладонями.
Я охнула-ахнула, а они уж закончили. Не совладала зверюшка, судьбой обиженная, с двумя царедворцами, ловко они его спеленали. Я волкодлака моего несчастного пожалела, родной как никак, а его, вновь сознание потерявшего, скрутили, связали и стали снова в корзинку уталкивать.
— Поудобней положите, чай не хворост запихиваете, а человека.
— С этим я бы поспорил, — отозвался запыхавшийся диор, — в человеке столько сил не бывает. Еще секунда и выпустил бы. Молодец, Тальраир, быстро все провернул и настой сразу подействовал.
— Принимаю твою похвалу, Эртен, нелегко было точно составляющие рассчитать.
Вот уж вежливые какие. И что за люди, спрашивается? Сперва в воровстве обвиняют и травки друг другу подсовывают, а потом раскланиваются.
— Облобызаться бы не помешало, — фыркнула я, на поклоны их глядучи, а они мимо ушей пропустили. Видать им все мои колючки радостью мимо сносило.
— Куда дальше? — это Эртен спросил.
— С пригорка сойдем, там тропинка продолжится, но идти недолго осталось. После вовсе твердая почва начнется, и так до самого неживого озера. Оно на эльфийской границе. Уже к вечеру достигнем.
— Эй, лучница, может сама человека своего понесешь, а то словами метать горазда, а как до дела, то с тропинки сбиваешься и за огоньками в топь норовишь окунуться.
Ан нет, засела таки одна из колючек, чай в месте пониже спины. Не нравится гордым диорам, когда девки слово поперек кажут.
— Не могу понести.
— С чего так?
— Вас, мужей храбрых, обидеть боюсь.
У Эртена даже брови выше стали, точно на середину лба взобрались.
— Ну так сгорите же от стыда, что девка поклажу непосильную тянет.
Молвила и поднялась, давай отряхиваться, а эти переглянулись молча и разом на меня рукой махнули. Ну точно сошлись-таки характерами, поладили. Против кого-то всегда ладить легче. А я для этого дела объект самый подходящий.
Пошагали мы снова. Трое впереди, я позади, а за спиной лук прикрывает. Как снеговолосый и говорил, тропинка твердеть начала. И то не пригорок даже, не кочка, а точно земля под ногой осязалась, радостью сердце девичье наполняла. Ох и умаялась я среди топей брести, затылком холодеть и шепот бессвязный вокруг слышать. А глаза, к земле склоненные, точно также как шею свело, в сторону не отвести.
— Почти дошли…, — эльф молвил, тишину беспробудную нарушая. Вот молвил и оборвал фразу, словно недоговорив. И шея затекшая и глаза, в одну точку глядевшие, разом вскинулись, чтобы увидеть, как снеговолосый к земле клонится, из рук палку выпустив. Корзина с волкодлаком моим набок завалилась, с длинного плетня соскользнув, а Эртен назад отскочил, пригнулся гибко, чудо что не зашипел подобно коту лесному.
— Назад, девка! — велел. А какой тут назад, когда впереди топь Тинара безвольного пожирала. Эльф то на тверди лежать остался. Я стоять не стала, разом на тропинку упала, колени и локти в жижу болотную окунув, и ползком вперед, чтобы успеть за плетеную ручку ухватиться. А рядом просвистело что-то, а сбоку ругань отборная раздалась. То ли безмозглой девкой, то ли и вовсе самодуркой окрестили, не об том сейчас забота была.
Тяжеленная плетенка с волкодлаком оказалась, не под силу вытянуть. Медленно и меня вперед потянуло, а сзади диор в пояс мой широкий вцепился. Я его не видала, только дыхание шумное слышала. Представляла, как по лбу и вискам черноволосого пот градом катится, пока он меня с ношей неподъемной обратно тянет.
— Да чтоб тебя… — простонал напоследок, чуть не сверху упав, токмо ладони, по сторонам от меня уперевшиеся, диора удержали. Пальцы мои намертво в плетенку вцепились, на углу тверди накренившуюся. Жижа через дыры стекала, делая корзинку легче. Я еще и подтянуть ее к себе пыталась, а Эртен снова выругался.