Подняли тогда юбищу мою, сняли с глаз завесу тканую и в лицо мне уставились. Пристально уставились, не мигая даже, и сразу притвориться захотелось, что это не я, а сокол королевский, которому повезло в ловушку не попасться. Смог он крыльям благодаря от напасти сероглазой вверх улететь и небось на ветке где повыше притаился, а я наоборот повисла грушей спелой, срывайте, раз созрела.
Пока диор меня рассматривал, эльф с воином подоспели, но не бросились меня из тисков царедворца выручать, Поглядели, что красиво вишу, и дали и ему время картиной насладиться.
Губы мужские сжались, а после зашевелились, но читать вниз головой не шибко удобно, пришлось снова в Мирку обращаться.
— … вместо твари поймал, — Эртен договорил. Только догадываться оставалось, как в этот раз меня повеличал. Наставил тут силков, добрым людям не подойти, еще и зыркает, мороз по коже. — Тальраир, подними выше, — приказал, — привяжи крепче, чтобы не свалилась.
— Эй! — я крикнула, — Что удумал? Не трожь, эльф! Я же все твои веточки вмиг расплету.
— И вниз головой снова повиснешь, — ответствовал диор, — моя веревка не из трав, эльфийской магии подвластных, сплетена. Хочешь на себя внимание тварей отвлечь? Пока тебя грызут, мы больше успеем?
— Речи долгие ведешь, а у меня уже кровь к голове прилила. Отвязывай!
— В таком положении от тебя больше пользы. И выглядит заманчиво, руки так и чешутся… Поднимай, Тальраир, а то в соблазн впадаю.
Пришло тут на ум воспоминание, как диор меня с дерева поваленного за бедра-не бедра тянул.
— Чешутся, стало быть, за зад пощупать?
— По заду надавать. Вяжи поскорей, эльф, от греха подальше, а я уже хворостину приметил.
Подхватили меня бережно веточки, листочки пощекотали ласково, мол, не сердись, о тебе печемся, подняли на ветку повыше, оплели со всех сторон, как в кресло удобное усадили.
— Ух! — это Тинар к дереву подскочил, на меня голову задрал. Рядом сокол приземлился, а я сижу королевишной, даже руками пошевелить могу. Пошевелила, и веточка кустарника, за диором растущего, отогнулась да распрямилась, прямо по той части распрямилась, которая царедворца больше всего во мне привлекала. Эртен отпрыгнул и мне крикнул:
— Допросишься, Мирка, длинную хворостину найду! — а после к эльфу стопы свои направил, беседы вести, а я Тинара попросила:
— Тинарушка, отвяжи. Видал, какой произвол творят?
— Мирка, я же с ними согласен. Тебе выше лучше будет. Способ предводом проверенный.
— Не хочу я здесь! — даже слезы на глазах вскипели, — уж слишком ясно помню, как предвод после просил стрелой его добить.
— Не кручинься! Давай лук тебе подам. На высоте от тебя пользы больше. Стреляешь метко, характер стальной, так что рука не дрогнет. Ты почти боец, Мирка, только к походам непривычная. Сразу видно, что хоть и растили тебя в деревене и к делу любому приучали, а за околицу ходила только ягод собрать и мелкую зверушку подстрелить. На тверди нам проще, нас на бой наземный немало лет натаскивали. Не сердись и не рвись сюда, лучше помоги, чем можешь, и наши души тем успокой.
Сказал и пошел к мешку моему, уроненному на землю, стал лук доставать. После хотел на дерево карабкаться, а я ему наказала лук на ветку повесить.
— Сама могу дотянуться, — сказала. И велела магии эльфийской поднести мне оружие. Расплела часть ветвей, которые движения сковывали, взяла лук привычный, прицелилась на пробу. Обвела взглядом место, где диор приготовился оборону держать. Ведь правильно подумала, на самом краю болота устроился, как раз там, где мы из топей выбирались, на пригорочке высоком. По трем сторонам лес высился, за спиной трясина гиблая и тропинка, никому кроме нас не ведомая. Приметила я и листья широкие с грудами колючек. Ты гляди! Помнит мой рассказ про дурман. Весь посрубал, чтобы ненароком не подстрелило растеньице и движения не лишило. Небось надумал, как использовать?
— Тальраир, я на тебя надеялся, — диор в этот миг говорил, — что невесту свою защитишь.
— Уперлась она, обернулась Мирой и заявила, что в этом обличье не невеста мне, а лучница, на службу королевскую принятая. Всю дорогу речь о бумагах вела, которые подписала. Твердила о задании невыполненном. Для Тинара новые носилки придумала и сама бы к тебе отправилась. Не забыл ты, что теперь и она магией владеет?
— Как же забудешь!
— Эй, диор! — вмешалась я в разговор этот, — на что колючки тебе? В зверей метать будешь? А чем? Рогатка есть?
— Будет, — ответил.
Не успел, стало быть, до нашего явления приготовления свои завершить.
— Эй, диор! А я отсюда смогу их метать. Ты если на живые листочки положишь, станут они мне заместо рогаток. А Тальраиру нужно побольше твоих ловушек из лоз наделать, чтобы перевертышей вниз головами подвешивать.
— Твое дело, лучница, сверху смотреть, а после предупредить, как врага приметишь. По обороне я сам буду решать. А насчет колючек, Тальраир их тебе подаст, укладывай как нравится.
Гляди-ка, строгий какой! Я тут как лучше стараюсь. И ладно, и помолчу.
— Эй, диор, для чего там копаете? — не выдержала и пяти минут, приметив, как Эртен приспособил Тальраирскую магию круговые траншеи рыть, а Тинара подсоблять их ветками и травой прикрывать.
— Диор, а…
— Молча сиди! — рыкнули на меня.
Ну и как знаете. Я, может, когда разговариваю, меньше тревожусь, а тут слова молвить нельзя, сиди только, минуты считай.
Эх, так и сидела, как сокол, которому велела о враге меня предупредить. Он голову вправо поведет, и я тоже, он влево поворотит, а я за ним.
Один раз взъерошился, я испуганно стало выглядывать опасность невидимую, но то птица надумала перья почистить. После уж глаза заболели за деревья и кусты всматриваться, стала чаще их вниз опускать. День к ночи клонился, солнышко на закат пошло, мужчины уже и рубашки поскидывали, оборону сооружая. Сиди да любуйся, как закатные лучики по налитым мышцам скользят. Красиво. А что еще делать, коли ни помощь к нам не спешила, ни твари с их хозяином.
Когда сокол второй раз встрепенулся, я прежде чем, как раньше лук ухватить, сама попыталась источник птичьей тревоги отыскать. И нашла, мерцание неподалеку углядела. Крикнула Эртену:
— Портал! — и рукой указала.
Мужчины по этой команде подскочили к наливавшемуся зеленью проходу, взяли мечи наизготовку, а я стрелу на тетиву кинула и хорошо, что не спустила. Наставник всегда учил, прежде прицелиться по мишени, а не кидать стрелы впустую, пока даже неприятеля не видно.
А потом появился неприятель этот. Возникла в свечении одинокая расплывчатая фигура, покачнулась, обрела очертания и свалилась под ноги к замершим воинам, портал же схлопнулся, как мыльный пузырь. Повезло фигуре, что выпала, а не выпрыгнула. Без головы бы сей же час осталась.
Секунду спустя диор первый меч опустил и на колени упал, поднял с земли девушку черноволосую, лицо ее к себе поворотил, а стоило ей глаза открыть, как рявкнул:
— Эджелина! — с такой яростью даже со мной не разговаривал, — Глупая девчонка, что здесь забыла?
— Эртен! — та, кого глупой назвали, даже бровью не повела, ухватила диора за плечи в ответ и прижалась, как к родному, — мы искали тебя, повсюду искали.
А мне не по себе стало. Так крепко он девицу к себе прижал, что сразу воспоминание болезненное перед глазами мелькнуло. Еще и была эта прибывшая черноволоса, только кожа белее, а глаз я и вовсе не видела, может, тоже зеленью отливали. Зато тонкая, хрупкая, такую каждый муж пожелает собой закрыть, чтобы от всего мира уберечь. Тошно вдруг стало и плохо. Ведь, когда прощался, меня целовал, теперь вот другую держит, отпустить боится. Что же все мужи одним миром мазаны?