Вместо ответа эльф просто прижал к своему боку и медленно пошагал рядом со мной, не опуская руки.
— Все устроилось, пришла пора долги выплачивать, а вам, мужам, грустить не о чем, чай, я не на казнь иду. У подводного там не грустно, весело даже. Вон девки какие смотрины устраивают, рвутся властителю понравиться, не плох, стало быть. Уж фавориткам точно не на что жаловаться.
Путники мои ничего не ответили, а чего говорить, если все решено?
Дорога на сей раз еще короче оказалась, потому как пошли прямиком к берегу и я ни в какую сторону не сбивалась. А как добрели и деревья расступились, открывая гладь Неживого озера, шаг у меня и сбился. Вдохнула, выдохнула, не заметила, как руку эльфовскую стиснула.
— Мы с тобой пойдем, — Тальраир в ответ мою ладонь пожал.
— Если не захочет, не впустит в портал свой. Как же проникните? Да и обещалась, что теперь на попятный идти? Ни ты, ни Тинар, ни Эртен — ни один из вас обещания бы не нарушил, слово в точности исполнил.
— Ты ведь девушка, — улыбнулся эльф.
— Да хоть кто. Один раз обману, после вовсе доверия лишусь. Недостойно это, для себя все взять, а после лишь спасибо отмолвить.
Стою, объясняю, а сама скольжу по глади глазами, а озеро уж заволновалось, стали накатывать волны на берег, словно шептали: «Мы ждем». И забурлил в центре водоворот, только ястреб на сей раз дорогу не указывал.
Ух. Встряхнулась, наклонилась, обувку снять и юбку подкатать, а когда выпрямилась, стоявшие по бокам воин с эльфом вдруг в стороны отпрыгнули, а меня… меня сзади поперек груди обхватили и утащили в серебряное зеркало.
Я ужом в этих руках извернулась. Мигом их по силе признала, а еще потому, как они меня сейчас держали. Точно также крепко обхватил, когда в болоте чуть с тропки не сбилась. Сердце ухнуло к самым ногам, а я отклонилась, как могла дальше, а еще шибко захотелось размахнуться посильнее, по личику этому красивому съездить. Я тут сердце рву, а он… он, рука так на полпути и затормозила и вместо звонкой пощечины, провела осторожно ладонью по белесому шраму на подбородке. Как раз такой мог на коже остаться после ожога сильного, как если бы диор из-за огня голову назад запрокинул.
Схватилась двумя ладонями за рубашку тонкую, рванула в разные стороны, а там все бинтами перемотано.
— Соврали значит? А король нарочно картинку исказил, чтобы я всей правды не увидела.
— Зачем тебе нужно смотреть, как кто-то горит? Зрелище мало приятное.
Отвечает, улыбается сам, а там в серебристой глубине глаз боль плещется. Может, она, эта боль, и сейчас его мучает? Ведь правду сказал. Видеть, как лопается волдырями обожжённая кожа и с костей сходит, да на его теле… нет, такого и взаправду не выдержала бы.
— Почто соврали, что магией тебе помогали, защищали? То Тальраир тоже выдумал?
— Не выдумал, просто огонь необычный. Жжется сильнее. — И снова улыбнулся, будто шутку какую сказал.
— Тебя как обратно собирали? — потребовала ответа.
— Это все кольцо, оно прежний облик возвращает.
— А шрамы отчего остались? Дотла что ли все выжгло, раз даже артефакт ваш не справился?
— Живы оба, не это ли главное.
Хорошо от ответа ушел, царедворец.
— Руки убери тогда, — сама выворачиваться не стала, побоялась, больно сделать.
Отпустил.
— Бинтами почто обмотали?
— Лекарственные мази в лазарете наложили, велели пока не снимать.
— Ты зачем меня с берега утащил? Откуда узнал, куда свой портал открывать? А портал как открыл?
— Все кольцо, — начал диор с конца вещать, — сперва свойства крови восстанавливает. Первым делом я смог открыть портал, остальная магия постепенно возвращается.
Я пригляделась и увидела на его пальце колечко широкое, сплетенное из мелких золотых веточек, а в центре камень черный, на агат похож. Сейчас по его поверхности лиловые переливы прокатывались, видать, таким образом волшебство творилось.
А потом подумалось мне, если магия постепенно возвращается, заживление также медленно идет. Вот чего перемотали всего точно мумию вождя древнего. И ведь подхватился, настырный, нет бы отлежаться в покое, порталы открывать бросился. А те двое небось сигнал ему подали.
— Так зачем утащил, я спрашиваю?
— В гости позвать хотел.
— Вот же какие все гостеприимные враз сделались. Там король зазывает, тут диор собственной персоной явился. Слово я дала, должна исполнить его!
Не стала говорить, что теперь мне раза в два тяжелее обещание свое сдержать.
— Король видел, ты слова не нарушала, я сам тебя забрал. Я не призываю к обману, Мира, знаю, что ты так не поступишь. Лишь прошу погостить у меня немного, позволь познакомить тебя с семьей, показать свой дом, принести благодарность за все, что ты сделала. Королю не будет большой разницы придешь ты сегодня или чуточку позже.
Королю вот и правда не будет, а мне… Вот же жестокий этот диор и совести у него нет. Спланировал коварно меня выкрасть, момент подгадал, а я даже высказать ему ничего не могу.
Отступила я от этого гостеприимного подальше и огляделась: в роще мы стояли, вокруг деревья высокие, тонкие, к небу тянутся, зеленью крон шепчут в порывах ветра, а дорожка из камней белоснежных вниз бежит. Дальше расступается лесное царство радушно, а шелковая травка точно наряд бархатный стелется по пригорку и ниже, в ровной залитой яркими лучами долине. Реку видно, как изгибается среди холмов, сверкает золотыми бликами и блестящим кольцом опоясывает остров, а на нем возвышается дом белоснежный, словно сказочный замок, за которым река разливается в озеро широкое.
— Дворец королевский! — воскликнула, не смея глаз оторвать от такой красоты.
— Нет. Это мой дом, Мира, — ответил, а сам ладонь протянул.
Смотрит серьезно, и от взгляда пристального все в душе сжимается, перекручивается, а мир кругом вверх ногами переворачивается. И серебро это плавленое в глазах так и разливается, все собой заполняет. Воздух вокруг легкий, прозрачный, а не дышится им, солнце ласковое, жарой не опаляет, а в горле сухо становится.
Не подала руки, сжала разом вспотевшие ладони и кивнула ему — веди. Повернул, ступил на дорожку и пошел впереди, а я медленно следом побрела и вместо того, чтобы под ноги глядеть, смотрела, как ветерок забавляется с рубашкой белой: то натянет на мышцах крепких, очертит плечи и спину широкую, то рванет, раздует тонкую ткань. Или же в волосах червленых запутается, смешает, а после растреплет. Блики солнечные тут же к игре подключаются, начинают по шелковым прядям плясать. Глаза прикроешь и вспомнишь, как при первой встрече удивилась, что в жизни таких мужей не встречала, чтобы глаза точно серебро плавленое, а волосы будто червленое. Еще и красивым его назвала, от событий безумных голову потерявши. Но ежели по сердцу молвить, он и был таковым. Отважной красотой небеса диора наделили и чуточку суровой, ибо не проскальзывало в его облике ничего мягкого да ласкового.
Однако ж обожглась уже однажды о красоту мужскую, хотя Лика и рядом с черноволосым не поставишь. Но не в положении ведь дело, не в звании, не в происхождении, и даже не в том, что светлоглазый и светловолосый жених мой неудавшийся так на диора внешне не походил. То лишь важно, что больно легко женские сердца перед натиском таких вот мужей трепещут. Лик у нас первый парень на деревне был, а этот… этот, чай, первый в королевстве.
Ох ты ж небеса пресветлые! Под ноги глядеть надо, когда с пригорка шагаешь. Споткнулась на ровном месте и полетела носом навстречу гладким и твердым камушкам, и не долетела-то всего ничего, вовремя подхватило силой знакомой, а после еще вверх потянуло, на ноги поставило.
— Долго ты впечатлялась, — диор усмехнулся, а сам пальцы почти незаметно растер, не иначе силой пользоваться пока тоже непросто. Энергию тратил, а сам медленнее восстанавливался и от боли избавлялся.
— Чему это впечатлялась? — не смогла я в толк взять.
— Грандиозности пейзажа, — обвел рукой красотищу свою, будто на ладони перед нами раскинувшуюся.