Эджелина тоже спала, она сил немеряно потратила, защиту вокруг сооружая, до сих пор восстанавливалась, а я бессовестная магиню потревожила. Только причина на то была и важная.
— Мира, — потерла она глаза заспанные, а я на постель плюхнулась, сгорбилась и голову руками сжала.
— Подскажи, как портал без помощи магов открыть? Вы о таких беседы вели.
Магиня из-под одеяла выбралась, подползла поближе, попыталась в лицо заглянуть.
— Уйти надумала?
— Пора мне, задержалась. Как он выглядит-то, смогу пройти?
— Он как сгусток, тягучий и вязкий, в любую форму перетекает. Когда заряд активируешь, превращается в воронку и утягивает. Нужно хорошо сосредоточиться, тогда в нужном месте выбросит. Голова после этого раскалывается, тело ломит, какое-то время сил совсем не ощущаешь. На не магах еще ни разу не опробовали.
— Хранишь про запас?
Магиня смутилась.
— Один остался, дядя Эрик отдал во дворце. Он как раз активировать хотел, чтобы меня забрать с того пригорка, но не пригодилось. Папа пока отобрать не успел, занят был.
— Мне отдай, Эджелина. Не могу я больше.
— Напрасно торопишься, Мира. Подожди, брат что-то придумает. Мама не зря просила ему довериться.
— Ему девок на веку хватит, не одна я на свете. Ты лучше скажи, сколько семей диорских осталось в королевстве.
— Около двадцати, — очень тихо магиня ответила.
— И за тебя, чай, сватались уже?
Вздохнула горестно. Значит приглядел диор какой-то красоту эту.
— Ты меня хорошо поймешь. Ведь сама не бежишь в объятия Тальраира, родителям в ноги не кидаешься. Еще и скрываешь любовь свою.
— Как ты узнала?
— Высоко сидела, далеко глядела.
Склонила Эджелина голову, вздохнула тягостно, как я недавно. После под подушку руку запустила, вытащила наружу сферу твердую.
— Ногой или рукой расколоть несложно, тогда воронка тебя утянет, куда представишь.
Я сжала оболочку, на орех похожую, а после магиня меня крепко-крепко обняла. Всхлипнула так горько, что я тоже не сдержалась и в ответ носом зашмыгала. Поревели недолго, друг другу в плечо, после утерлись.
— До встречи, Мира. Я верю, что снова увидимся.
— Всех благ тебе, Лина.
Сунула орех в карман, пробежала по коридору до комнаты своей, внутрь влетела, огляделась кругом, подхватила лук родимый, еще с наставником сделанный и к груди прижала. А больше ничего не имелось, чтобы с собою взять.
Хотела уж переодеться в одежу, магиней подаренную, как в дверь постучали. Неужто Эджелина еще напутствий каких дать хочет? Отворила, а там Он стоит.
— Услышал стук дверной.
Это я не рассчитала, бахнула створкой от волнения.
— Я думал, ты спишь, не решался беспокоить.
— Не спиться, — отвела глаза в сторону.
Он тогда мне руку протянул.
— Пойдешь со мной на прогулку?
Должно было поупрямиться, за дверь спровадить, а после орех расколоть, а сердечко-то предательское забилось. Голова затуманилась, кивнула быстрее, чем я сама сообразить успела. А он уж мою руку в своей ладони сжал и утянул меня в зеркало серебряное.
Вышагнули посреди островка небольшого. Вокруг вода плещется, волны на бережок накатывают, ветерок их гоняет. Вода темная, пугающая, а небеса тучи затянули, лунные лучи спрятали.
Ладони диора мне на плечи легли и сердечко снова сладко заныло, а Эртен меня повернул лицом к другой стороне, где заводь спокойная оказалась. Ни течения быстрого, ни волн больших, со всех сторон густым камышом закрыта, а посреди покачиваются на воде цветы большие, на кувшинки похожие.
— Это волшебная полуночница, — тихо мне на ухо диор шепнул, отчего дрожь по телу прошла, — в полночь раскрывается. Это стоит увидеть.
Стиснул посильнее, трепет мой ощутив, одной рукой к себе прижал, другую на талию положил, грея своим телом. А дрожь моя не прохладой ночной вызвана была, и объятия эти от нее не спасали. Попыталась отвлечься, перевела взгляд на заводь и заметила легкое мерцание, словно тысячи светлячков вдруг над цветами водяными взлетели. Тихий звон мелодичный раздался, и светлячки закружились в веселом вихре вокруг каждого соцветия пышного. Стали раскрываться медленно лепестки, а сияние цвет сменяло, то голубой, то фиолетовый, то зеленый и золотистый, и так красиво переливалось, так чудно, что от красоты подобной дар речи пропасть может.