Как я домчалась до матушки на одном дыхании, что даже сейчас воздуха в грудь вобрать не могла, он там не помещался воздух этот. Стиснуло грудь, когда я родное лицо, осунувшееся, вблизи увидала, глаза на пол-лица и прядей седых в волосах на полголовы больше насчитала, когда руки материнские, дрожащие, за плечи обняли, притиснули к себе, а над головой моей поникшей рыдания раздались. А я-то, дурында безмозглая, еще боялась, прогонит.
— Вернулась, Мирушка, вернулась, — сквозь слезы матушка причитала, а за ее спиной уж дядька от околицы бежал. Хотел, видать, голову оторвать за матушкины пряди седые. Да я бы и не возразила. Все упреки заслужила, когда только своей судьбой озаботилась, даже слов прощальных не сказала, одну записку начиркала напоследок.
Чего не ожидала, так того, что Агнат нас обеих в объятиях стиснет, сожмет крепко и даже мою голову бедовую по волосам погладит, а после за матушкой приглушенно, будто говорить ему тяжко, повторит: «Вернулась».
Разлепить нас смог только оклик старосты:
— Агнат!
Дядька как-то странно себя повел, вперед подвинулся и встал, будто собою прикрыл.
— Говорил тебе, чтобы Миркиной ноги больше в деревне не было. Коли девка скитаться надумала, то пущай туда же и катится колесом, откуда ее обратно надуло. Ежели девке ни род, ни слово главы не указ и мужиков позорить берется гонором своим, то пущай сама себе хозяйкой отныне будет.
Я со спины только дядькины кулаки увидала, как сжал он их крепко, а самой подумалось, отчего вражда такая ко мне? После припомнила, что староста с батюшкой Лика приятели. Отец у жениха моего бывшего — торговец богатый и часто старосту серебрушками ссужал (порой и задаром), ежели вдруг в ларчике деревенском, куда жители на нужды монеты кидали, серебра недоставало. А староста в долгу никогда не оставался. У батюшки Лика разлад с другом вышел, оттого что сын из-за меня на девице, соблазненной, жениться отказался. А поучив Лика уму-разуму и не добившись ничего, отец его гордость лишнюю отринул, самого старосту упросил сватом к нам в дом пойти, я же от собственной свадьбы с пришлым воином, с чужаком сбежала. Теперь же только догадалась, как дядьку под удар подставила. А он вместо подзатыльников еще и обнял меня.
— Верно говоришь, — вокруг нас уж толпа собралась, девок косы мелькали, парни знакомые из-за спин родичей постарше зубоскалили, только Лика не видать было. — Гнать девку поганой метлой.
— Ишь явилась не запылилась. Как по ночи с мужиком из дому тикать, так за ней не заржавеет, а чтобы после с повинной головой к матери прийти, только через год и осмелилась.
— В подоле-то приплод не принесла? Чего так поздно явилась?
Голоса все колючее да гневливей делались. Люди сами себя подзадоривали да злили, а весь гнев на мою голову пришелся.
— Гнать потаскуху такую, чтобы девки наши с нее пример брать не надумали, — а это вроде Росина мать взбеленилась, уж ей дочь в уши про меня небылиц напела.
А дядька мой чуток под напором этим отступил, но меня все так же загораживал, а за плечом правым я матушкин тихий всхлип расслышала. И гнев такой взял, что захотелось тут же лук схватить, да повсаживать им всем стрелы пониже спины, кабы напаслась столько. Гнать они меня собрались за то, что честь девичью осквернила и с чужаком сбежала, а что не только из-за брака немилого в скитания подалась, никто ныне не вспомнил. Про послание позабыли, про то, в каком состоянии Тинара тогда сыскали, о тварях и помыслить не могли, что взаправду существовали. Теперь еще самосуд чинить собрались.
Видать, дядька о том же подумал, так как тут же голос повысил и крикнул погромче:
— Не вам решать, кого мне из дома своего гнать, а кого привечать. Не вы Мирку растили, не вам за нее ответ держать.
— А мы в деревне своей непотребства не потерпим, — то староста заявил. Его все подзуживали, за спиной переговаривались да подталкивали, он и про наливку, которой с Агнатом непочатый край испил, не вспомнил. Но оно и понятно, дядька семью спиною прикрывал, а старосте перед всей деревней ответ держать надо было, а народ уж разошелся.
— Суд учиним, — кто-то идею подал, — все вместе решение вынесем, принять ее в деревне или прочь погнать.
— Судить по справедливости только наместник может, — дядька решение нашел, испугавшись, что тут за меня никто, кроме него, и не вступится.
— Предлагаешь, самого властителя земель из-за Мирки распутной беспокоить? Думаешь, снизойдет батюшка наш занятой до племянницы твоей, сам явится суд вершить?
— Отчего не снизойти, если дело важное, — холодный голос раздался. И негромко прозвучал, но все услышали. Заозирались люди, зашептались, стали в стороны отходить, путь к нам троим всадникам освобождая. Впереди Эртен ехал, по бокам эльф с воином, а мою лошадь в поводу вели.