Зацелованная, заласканная до смерти, я не могла видеть из-за пелены перед глазами, дышать разучилась любым воздухом, кроме того, что давало его дыхание, пальцы совсем сделались непослушными, не желали отлипать от его кожи.
— Мира, — в миллионный раз прошептал, отводя рукою копну волос моих со спины. Просчитывая пальцами позвонки, очертил изгиб поясницы, мягко провел по закинутой на его бедро ноге, задержал пальцы, сомкнул их на хрупких косточках, прогладил под коленкой. Пока я выдыхала судорожно, Эртен ладонь прижал к щеке, поднял лицо мое и в шальные глаза посмотрел:
— Остановимся, Мира.
— Зачем? — удивилась непонятливо.
— Затем, что пока ты мне не принадлежишь.
Я на руках приподнялась с груди его и углядела, что на полу уже лежим, а платья серебряные лоскутки ковер устилают, спрятала тут же лицо зардевшееся, прижала к его шее, пока он вновь погладил рукой по моей спине. Кожа горячая его кожи касалась, и наслаждение сладкое оттого, что наготу мою своим телом прикрыл, крепко к себе прижав, и каждая обнаженная клеточка пела, ликовала, его рядом ощущая. Когда ж довелось мне так влюбиться, не собиралась ведь.
— Не знал, что к этому обычно готовятся? — смешок рядом с ухом прозвучал.
Вот так я теперь вслух мысли свои высказываю, совсем разум помутился.
— Не помешало бы подготовиться, а то ж не знаю ничего про тебя. Что вы, диоры, за люди такие?
— Сложные люди, — враз вдруг серьезным сделался. А после подниматься начал, а я ойкнула и быстро волосами грудь занавесила, смущение жаркое ощутив, когда встали рядом друг с другом. Поймал запястья мои, в стороны отвел, вновь волосы за спину отбросил, одной рукой за поясницу ухватил, другой за шею, а когда прогнулась под натиском решительным, коснулся губами груди обнаженной.
Коленки слабые подогнулись, и пришлось черноволосому снова меня на весу удерживать, пока в себя приходила. Благо, не стал больше целовать и глаза закрыл, выдохнул со свистом сквозь зубы, после только выпустил и резко от меня отвернулся.
— О диорах тебе, Мира, лучше всего мама расскажет. Спроси у нее все, что знать желаешь.
Я руки на груди скрестила, взгляд в пол уставила, потому что дико хотелось на носочки подняться, ладони на плечи его положить, губами к спине с литыми мышцами прижаться, пробежаться дорожкой поцелуев по крепкому поджарому телу с золотистой кожей. Шумно в себя воздух втянула, радуясь, что не поворачивается ко мне, по сторонам оглядываться принялась, отыскивая, что надеть могу и пропустила момент, когда Эртен магичить начал. Соединились лоскутки в единое целое, снова платье для меня из кусочков собрали.
— Продержится до твоей комнаты, — диор мне сказал, склонившись и вновь полотенце с пола подхватив. Я сглотнула жадно, больно пить захотелось, когда взгляд сам собой по спине и ниже прогулялся. И никогда прежде в жар от чужой наготы не бросало, а тел мужских за помощью матушке всяких разных повидать довелось. Понятно стало в этот миг, что хоть сто идеалов красоты для меня отыщи, а с ума сойду лишь от одного, которого сердце выбрало.
— Служанке вели другое платье принести. Время есть еще.
Обернулся наконец, посмотрел мне в глаза, перехватив серебристую паутинку ладонью.
— Подними руки, помогу.
Я послушалась, вытянула вверх ладони, ожидая, когда материя гладкая на тело скользнет, а у диора дыхание сбилось, глаза потемнели, стали как море в сильный шторм. Ткань тонкую в кулаке так сжал, что захрустело что-то, может ткань, может кулак.
— Никого красивее тебя никогда не видел, — сказал мне вдруг, и пока я после слов этих в себя приходила, с головокружением боролась, с истинно воинской сноровкой вмиг затянул меня в кокон серебристый, и резко назад отступил.
В коридор я опрометью выскочила, как только проясняться в голове начало. Поняла, чего такого творила, и мимо диора пронеслась, как подстреленная. А в коридоре аккурат на ту девку русоволосую наткнулась. Глянула она на волосы мои, до талии спустившиеся, на пряди спутавшиеся, которые пред тем полдня в прическу убирала, и руками всплеснула.
— Да вот сходила с вопросом, — огорошила я служанку, не давая ей рта раскрыть, — еще и платье новое требуется.
Сказала и в комнату свою юркнула, дверь захлопнула, спряталась. Теперь до самого ужина никуда не пойду, пока сами не позовут.